Дилетанты поднять трупы просто не смогут — много специфических знаний требуется. Но на сигнал мы отреагировать обязаны — раз в год и палка стреляет. В полнолуние сходим, посмотрим. Как раз самое колдовское время будет. Может, какого урода по пути зацепим, тем более на кладбище...

Чай закончился, закурили.

— Антох, ты бы с руководством об оружии каком поговорил. Сам видишь, как бывает, — затронул давно беспокоящую его тему помощник. — С голой Печатью не вариант...

— Сам знаю. Думаешь, не говорил?! Но там с оружием, как и тут — запросто не дают. Как и здесь — просто на всякий случай, чтобы искушений применить не по уставу не возникло. Бздят, короче, что мы с тобой тут перепьёмся и прохожих крошить начнём! Как бы чего не вышло! — зло ответил Швец.

Задумались...

— Добрый день! — неожиданно из коридора раздался приятный женский голос с непонятным, едва уловимым акцентом. — Добрый день! Господа позволят даме войти?

Оба парня резко обернулись. Из-за холодильника пулей вылетела Машка.

— Входите, — первым подал голос Сергей.

Из коридора в кухню прошла та самая, встреченная на рынке женщина, только теперь без лотка с пирожками. Она очаровательно улыбнулась, сделала лёгкий книксен, и представилась:

— Я — Роза. И мне нужна помощь.

И у Иванова, и у Швеца отвисли челюсти. И только Машка осталась невозмутимой.

— Присаживайтесь, — произнесла она. — А я только сегодня про вас заметку читала, как вы в Одессе парню прохода не давали.

— Какая наглая ложь! — возмутилась призрак. — Я лишь спросила у него, который час и попросила проводить меня! Я не знала, что теперь это предосудительно!

Домовая с сомнением покачала головой, а Сергей уточнил:

— Как же он вас видел? Вы же... нематериальная!

— Ну и что? Видят же люди призраков по всему миру — ничего такого, никто от этого кушать не перестал и с женой не развёлся... Я могу показаться, если захочу.

— Это правда, — встрял инспектор. — Так что вы от нас хотите? Какого рода помощь нужна?

Женщина покраснела.

— Мне... хотелось бы... просить вас об услуге... — стесняясь, начала она. — Видите ли, я впервые в вашем городе и не хотела бы попасть в дурную компанию. Сегодня, в заведении, я наблюдала за вами и мне показалось... что вы приличные молодые люди. Мне нужен совет!.. Как от представителей власти...

— Вот оно в чём дело... Вы не хотите иметь с нами проблем, и потому пришли сами, надеясь на нашу порядочность?

— Конечно! Я всегда знала, что если хочешь работать спокойно — сначала иди к городовому. Если он хороший человек — дело пойдёт вполне себе, если плохой — и начинать не стоит.

— А кем вы работали? — снова влезла Машка.

— Жрицей любви. Я была очень хорошей в своём деле, — с неожиданным достоинством ответила Роза.

Помощник с инспектором переглянулись.

— Так от нас вы что хотите?

— Разрешения жить в этом городе и зарабатывать себе на приличное существование, разумеется.

Парни снова закурили. Швец явно растерялся от такого поворота разговора, потому Иванов решил сам разрулить ситуацию.

— Допустим, мы не будем препятствовать. Но хотелось бы знать, откуда вы, с кем мы имеем дело, включая историю о пирожках с пальцами, и так далее...

— Разумно, — кивнула женщина. — Я расскажу всё, но это надолго.

— Ничего, время у нас есть, чай тоже.

— Ну хорошо... Слушайте... Я родом из славного французского города Марселя. В шестнадцать лет влюбилась в одного моряка торгового флота и была настолько дурой, что переоделась в мужское платье и сбежала с ним на его корабле под видом юнги. Но долго наше счастье не продлилось. В Одессе он, презрев мои чувства, отправился в бордель, где напился пьяным с местными дамами. Вернувшись — открыл нашу тайну капитану и меня вышвырнули на берег. Корабль, естественно, уплыл вместе с возлюбленным и более мы никогда не виделись.

У одинокой девушки дорог в чужом городе немного. Моя привела в дом любви, который стоял у лестницы. По ней люди шли из порта в центр Одессы и обратно. Там прошли мои юные годы...

Затем я постарела, подурнела, но благодаря моим старым клиентам, ставшим почти моей семьёй и дружбе с бордель-маман, меня не выгнали. От скуки я научилась готовить. Что угодно, но больше всего мне удавались пирожки. Поверьте, я едва доносила последний десяток до Привоза. Выручка была вполне себе, и я даже начала понемногу откладывать на билет до Марселя. Хотела увидеть свой дом, сестричек...

Машка захлюпала носом, тайком вытирая глаза платочком. Роза это заметила и улыбнулась ей.

— Милая девушка, не надо меня жалеть. Я вполне была довольна своей судьбой, пока не появился тот грек...

— Какой грек? — невольно перебил Иванов. Его этот рассказ начал сильно занимать.

— Он пришёл к нам вышибалой. Огромный, злой, совсем-совсем не говорил по-русски. А через полгода неожиданно умерла хозяйка нашего дома любви. Здоровая, ещё не старая женщина. На её место пришла дочка, пигалица, каких не бывает, и стала меня выживать. Но тут всплыл нюанс, — это слово Роза произнесла исключительно красиво, на чистом французском. — По завещанию моя комната оставалась за мной, что новую владелицу бесило жутко. Если бы не публичность и постоянные гости в коридорах — меня бы попросту вышвырнули, и полиция бы не помогла.

А потом у меня в пирожке нашли человеческий палец. Дальше скорый суд, где меня никто не слушал, петля. Но это не я! Это не я убивала тех бедолаг! Я брала мясо у торговца Цапенко, третье место слева! Я умоляла проверить мои слова, найти правду, но пристав лишь смеялся и говорил, что бегать как блоха по Привозу он ради такое мерзости, как я, не станет!

Швец решил прервать начинающуюся от воспоминаний истерику.

-Так, а грек тут причём? — грубо оборвал он женщину.

— О-о-о! — она закатила глаза и заломила руки. — Э то страшный человек! Он — колдун! Он это всё и придумал!

— Чего?

Роза немного успокоилась, вздохнула и стала говорить более связно.

— Понимаете, когда я сидела перед казнью в одиночке, он ко мне приходил поиздеваться. Дал гроши охране — они и пропустили. Грек смеялся мне в лицо; говорил, что моя душа будет навеки принадлежать ему и его роду. Я хорошо понимаю греческий — в моём ремесле без знания языков никак, и потому решилась расспросить его подробнее, чтобы утром доложить приставу или судье в надежде на пересмотр дела.

Этот мерзавец мне и рассказал, что они убивали клиентов, расчленяли их, а потом понемногу топили в море. Зачем? — спросила тогда я. Ради денег — глупо. Девочки всегда у пьяненького последний медяк и без злодейства легко вытянут. Да они сами отдавали за лишнюю улыбку! А тут такое непотребство!