Медведь тут же закосил куда-то вбок, как бы отводя взгляд, и лобастая башка его, плавно повернувшись сначала в одну сторону, затем в другую, исчезла за стволом дерева.

«Это он что же… типа засмущался, что ли?!» – подумала пораженная Мила, не успевшая за это короткое время даже толком осознать произошедшее.

И в это мгновение голова медведя, туловище которого скрывалось за высоким валежником, вновь появилась на том же месте, как будто проверяя, уж не приснилось ли ему это нахальное глазастое нечто?

«Осталось только потереть лапой глаза и взреветь: „А ведь я действительно не сплю!“ – снова промелькнула в голове Милы шальная ехидная мысль. – А может, я тоже того… уже не сплю! Вот сейчас он как разинет пасть, да как вцепится мне в голову!» – окатили ее запоздалым ужасом другие, не менее запоздалые, мысли.

И Мила, непроизвольно набрав в легкие как можно больше воздуха и накрепко зажмурив глаза, разразилась таким пронзительным душераздирающим визгом, что смолкли даже птицы. Не иначе как генетическая память сработала, причем у всех разом.

Когда воздух в легких заканчивался, она снова, не открывая глаз и наотрез отказываясь осознавать происходящее, вдыхала новые его запасы и издавала протяжный звенящий высокочастотный звук. Мила так самозабвенно и что было мочи вопила, вкладывая в крик весь свой страх и ужас, что у нее даже обрывков мыслей не осталось.

Между тем медведь, от неожиданности присевший на зад при первых же тревожных и невыносимых колебаниях воздуха, сначала беспокойно мотнул головой, пытаясь избавиться от оглушительного звона в ушах, затем резко развернулся и исчез за валежником, сердито ломая кусты.

Старушка, услышав дикие крики ненаглядной внученьки, уже неслась к ней со всех ног, готовая защитить от любой беды. Однако, убедившись, что с той все в порядке, а вокруг ни души, принялась трясти самозабвенно голосящую во все горло девушку за плечи, пытаясь привести в сознание.

– Люсенька, что с тобой? Да приди же, наконец, в себя. Что ты так надрываешься, словно чудище лесное увидела? Нет же кругом никого! Раскрой глаза и сама посмотри, – убеждала она Милу, упорно не желающую открывать плотно сомкнутые веки. – Да взгляни же на меня: это я, твоя бабушка. И больше здесь, кроме нас двоих, никого нет.

Однако раздавшийся невдалеке громкий выстрел свидетельствовал об обратном. Мила открыла глаза, испуганно озираясь. Затрещали кусты, и на поляну выскочил тяжело дышащий Алтай со вздыбленной на загривке шерстью. Он тут же бросился к поваленным деревьям и, грозно зарычав, ловко перепрыгнул через валежник и углубился в лес.

Кусты снова заходили ходуном, и на поляну выбежал запыхавшийся Алексей с ружьем наперевес.

– Алешенька, а ты откуда взялся? Как ты нас нашел-то? – бросилась старушка к Алексею с расспросами. – А Люсенька вот чего-то испугалась. У меня от ее страшного крика чуть сердце не выскочило.

Мила стояла бледная, прижав к груди ладони и зябко оглядываясь.

– Что тебя так напугало? – спросил Алексей, подходя. – А я вот решил вас встретить. Посвистел в собачий свисток, Алтай и нашел меня, вывел к вам. Так чего ты так испугалась? – снова спросил он.

– Я уже и не знаю. Мне показалось, что я увидела медведя. Это было всего несколько секунд, – растерянно лепетала Мила и попыталась со всеми подробностями поведать, что с ней приключилось, однако ее рассказ даже ей самой показался настолько невероятным и фантастичным, что она уже начала сомневаться, было ли это с ней на самом деле.

Алексей недоверчиво смотрел на Милу: она даже сама не ведает, что говорит! Если бы ей действительно встретился медведь, то он вряд ли бы оставил ее в живых. Что-то прежде ему в лесу не попадались подобные миролюбиво настроенные звери, которые бы убегали от одного только крика. Он прошел в дальний угол малинника и перелез через поваленные деревья. Внимательно все осмотрев, и в самом деле обнаружил медвежьи следы и клочья шерсти. Вернувшись к ожидавшей его компании, Алексей подтвердил, что медведь за валежником действительно был, но в какое время – сказать трудно.

– Вы что, мне не верите?! – вспылила Мила и вдруг разрыдалась, как маленькая девочка, у которой отобрали конфетку.

Ну почему все, что она говорит, подвергается критике и сомнению? Почему каждое ее слово встречается в штыки, воспринимается как очередная ложь, способствующая привлечению к себе внимания окружающих?

Из-за кустов выскочил Алтай, всклокоченный и явно чем-то недовольный. Он яростно скалил зубы, рыча и оглядываясь, давая всем понять, что за его спиной таится какая-то опасность.

– А ведь Люсенька-то, как ни странно, оказалась права: медведь здесь действительно только что был. Алтай его учуял и бежал по следу, – вынужден был признать Алексей. – Ты видел его, да? – спросил он пса.

Алтай немедленно повернулся в сторону бурелома, за которым скрылся медведь, и сделал несколько шагов, давая понять, что готов в любой момент, если ему прикажут, преследовать зверя.

– Нет, Алтай, пусть медведь уходит. Он не трогает нас – мы не трогаем его. Ты молодец, что вернулся. – Алексей потрепал пса по голове. – До чего мудрый, никогда не станет зря рисковать. Но любую опасность просто нутром чует. И ни за что не вернулся бы назад, если бы нам угрожала хоть малейшая опасность, обязательно ринулся бы в бой. А раз вернулся, значит, медведя уже и след простыл. Вот и ладненько.

То ли от пережитого страха, то ли от такого наглого, на ее взгляд, заявления Алексея Мила разрыдалась пуще прежнего. На этот раз как маленькая девочка, у которой отобрали и вторую конфетку. Это же надо: поверить псу и не поверить ей!

Неожиданно Алексей подошел к Миле и крепко обнял ее, гладя по голове. Мила почувствовала его сильные руки и начала успокаиваться, изредка всхлипывая от жалости к себе. Она вдруг ясно поняла, как же истосковалась по крепким мужским объятиям и сладким поцелуям, которые непременно должны привести к любовным сценам.

Не на шутку разыгравшееся воображение настолько поглотило Милу, что ноги вмиг ослабли, а щеки ярко запылали. Она прижалась к Алексею горящим от желания телом, каждой его клеточкой, уткнув смущенное лицо в его грудь. Оказывается, как хорошо, когда тебя кто-то жалеет! Почему прежде Мила никогда и никому не позволяла этого делать, показывая всем своим видом, что она, вся такая сильная и могущественная, совсем не нуждается ни в чьей помощи, ни в чьем сочувствии? И до чего же это приятно и так женственно – быть слабой! Как же она устала от своей высокомерной жесткости, неистовой самостоятельности и язвительной грубости, которые превращают ее в подобие мужчины.

– Неужели ты думала, я дам тебя в обиду какому-то там медведю? – спросил Алексей ласково-снисходительным тоном и еще крепче обнял ее.

«Лишь бы ты сам меня не обижал, – невольно подумала Мила. – А уж с медведем я как-нибудь справлюсь».

– Вот и хорошо, вот и – слава богу! – радовалась благополучному исходу дела довольная старушка. – Самое главное – жива осталась. А нервишки-то мы подлечим.