Вадим поднимается сам и рывком тянет меня.

— Отлично, тогда я тебе покажу настоящую похоть, а ты мне не на словах, а на деле покажешь свою чувственность.

— Что? — не успеваю сообразить, откуда такие перемены в его настроении.

Злится, с еще юношеским максимализмом пытается мне что-то доказать. За руку тянет к дому, и я понимаю, что там случится. Хочу сопротивляться, даже пытаюсь, но от предвкушения все внутри просто сворачивается…

Вот только ее гребаного психоанализа не хватает!

Похоть, чувственность, отношения — это она к чему? Что пытается мне сказать? Что я бесчувственный чурбан, который ни хрена не смыслит в отношениях?

Лиза пытается вырвать руку из моей хватки, но эти попытки выглядят дешевым представлением. Я помню, как она скрутила и мордой к стене приложила, так что если бы действительно хотела, то был бы я уже на лопатках. И теперь понятно, где она этому научилась. Естественный отбор детского дома — или ты, или тебя.

— Вадим, не беги так, ты привлекаешь к нам много внимания.

Останавливаюсь, но руку с запястья Лизы не убираю.

— Какая разница? Ты здесь все равно никого не знаешь, — усмехаюсь и второй рукой сжимаю симпатичную задницу.

Ткань шорт тонкая, но все равно мешает. Лиза ойкает и оглядывается по сторонам.

— Озабоченный придурок, — шипит на меня.

— Ага, — не отрицаю и, подхватив ее, забрасываю на плечо.

Лиза болтает ногами и молотит кулаками меня по спине. И, черт возьми, охренительно этим заводит. Определенно с нами что-то ненормальное происходит.

В ее заднем кармане нащупываю ключ. Ногой захлопываю дверь, и мое внимание привлекает тумбочка. Опускаю туда Лизу и ставлю руки по бокам от нее. Тяжело дышит и смотрит так, будто сейчас выцарапает мне глаза.

— Не надо мне заливать про отношения и чувственность, если ты сама хочешь развратного грязного секса, — говорю и, не дав Лизе ответить, затыкаю рот поцелуем.

Наша одежда летит на пол, тела становятся влажными от жары, а в воздухе пахнет той самой похотью. Легкие жжет от нехватки кислорода, но я не могу оторваться, чтобы сделать вдох.

Подтягиваю Лизу за ноги к себе. Рывок — и я в ней. Запрокидывает голову и стонет, запуская пальцы мне в волосы.

— Ненавижу тебя, — шепчет едва слышно и снова стонет, когда я кусаю ее за шею.

Несчастная тумбочка, кажется, сейчас развалится от ударов о стену, но я только быстрее и сильнее трахаю Лизу. И ей это нравится, как бы она ни пыталась убедить в обратном меня или себя.

На ее теле, в основном на бедрах к старым синякам добавляются новые. Они проступают прямо на глазах — отпечатки нашего секса. Безумного и дикого, без тормозов и правил.

И нахрен эта чувственность, когда можно просто шикарно трахаться?

Но я сам останавливаюсь, так и не кончив. Сжимаю пальцами ее скулы и натыкаюсь на вопросительный взгляд.

— Скажи, что ты меня хочешь. Скажи, что тебе нравится.

— Зачем? — удивляется Лиза, но вижу, что этим она просто пытается меня разозлить.

— Сука, — почти выплевываю и кусаю ее теперь за нижнюю губу.

— Сволочь, — тут же находится с ответом и оставляет четыре красные полосы от ногтей на моей груди.

Продолжаю трахать эту стерву, а когда мы одновременно получаем оргазм, молча иду в ванную.

Никогда не принимал ледяной душ, но сейчас кожа как будто дымится от прикосновения холодной воды. А лучшего способа остудить тело не нахожу.

Выхожу — тишина. В кухне закуриваю, глядя в окно, и снова думаю, что все паршиво получается. И отцу рассказать не могу, чтобы открыть глаза на сущность его жены, и опять хочу ее.

— Я уезжаю, — слышу за спиной.

— Куда? — вопрос вырывается машинально.

— Не твое дело.

Ну, не мое так не мое — даже не спорю. Пока мне есть чем заняться.

Лиза, приняв душ, уезжает, а я завариваю кофе и открываю ноутбук. Пытаюсь накопать как можно больше информации на этого доброго самаритянина Фила. Мало, слишком мало… И зацепиться не за что.

— Черт! — захлопываю крышку и потираю лицо руками.

Все равно здесь что-то нечисто. Если уж мама, которая отца пару лет не видела, предположила или почувствовала… А ее интуиции я доверяю. И вспоминаю часто ее слова: «Верь своему сердцу».

Мама слишком много значения придавала своим корням, но сейчас и я готов поверить. Но почему интуиция упорно орет только в отношении Лизы? Она еще не вернулась. И черт знает, где шляется.

Палец на экран, и гоняю по столу телефон, не решаясь набрать номер отца. Я вообще не представляю, что делать дальше. Дерьмово, но звоню.

— Привет, — говорю, услышав ответ.

— Привет, Вадим, — отец бодро отзывается, но я слышу, что он чертовски устал.

— Как дела?

— Вроде ничего, хоть и не так, как хотелось.

— Проблемы? — тут же настораживаюсь.

— А как же в бизнесе без проблем?

Ответ логичный, но я не припомню за все время, чтобы они были. И сейчас начались…

Совпадение?

— Пап, тебе не кажется, что у твоих проблем может быть двойное дно? — спрашиваю, просто стараясь отца заставить смотреть шире.

Он же и сам должен это понимать, а я просто пытаюсь навести на правильную мысль.

— Тебя мать накрутила, что ли?

— Нет, — даже качаю головой, хотя видеть меня отец не может.

— Послезавтра я вернусь, поговорим. И не о моем бизнесе.

А вот тон уже такой, что мне перестает нравиться наш разговор. И отец не знает, где я.

Значит, надо вернуться раньше.

Таксист три раза переспрашивает, куда мне надо. И дело не в языковом барьере, а в… В чем? Если бы я сама понимала.

Наконец отмираю и смотрю на него, обреченно выдыхая:

— Карибский Национальный банк.

Водитель меня понимает, хотя, кажется, это не полное название. Дальше мы едем молча. Расплатившись, я лишь машинально киваю и на ватных ногах иду к отделению. И почему меня понесло именно на Ямайку?

Все тянется невыносимо долго, голова раскалывается. Я действую на автопилоте: отвечаю, ставлю подписи.

И когда выхожу из банка, понимаю, что это конец.

Хожу по улицам, пытаясь избавиться от едкой боли, убеждаю себя, что все правильно. Но так и не покидает ощущение, что, пытаясь сделать больно другим, в первую очередь задеваешь себя.