Все не будет как прежде. Я только недавно трахал его жену, ну, или она трахала меня — тут сам черт ногу сломит.

— Никуда уезжать не собираешься? — спрашивает отец, я отрицательно качаю головой. — Я тогда в душ, сделаешь мне кофе?

— Хорошо.

Он уходит, а я выхожу на веранду и закуриваю. Руки подрагивают, горло саднит от глубоких затяжек, глаза слезятся от дыма.

Что она со мной сделала, если я без зазрения совести трахаю ее, а потом эта же самая совесть меня мучает? Я вообще ни хрена не понимаю, что происходит. Меня не волновали чувства девушек, которым я не перезванивал. Мне было плевать, кто и что думает. Но это, черт возьми, мой отец.

Затушив окурок, возвращаюсь в дом и наливаю кофе, слыша, как отец спускается по лестнице, разговаривая по телефону. И его слова «милая», «дорогая», «беспокоюсь» просто выбивают из колеи. Чувствую себя еще отвратительнее.

Не думал, что чувство вины накатывает вот так. Вроде живешь с ним, даже удовольствие получаешь, а тут… Груз на плечи, ярмо на шею — и ко дну.

Да, Вадим, увяз ты по самые…

— Выйдем на веранду? — спрашивает отец, взяв чашку.

Киваю, и мы выходим. Сразу молча пьем кофе, я закуриваю и думаю. Ну не мог он узнать. Скорее всего, разговор пойдет о делах отца, к которым он давно хочет меня приобщить. Но по телефону он произнес фразу вроде «и не только о бизнесе».

Неужели Лиза настучала? Не удивлюсь, если она собиралась так сделать, но… Не сейчас же.

А почему нет? Потому что мы потрахались пару раз? Кажется, я лишнего уже надумал. Осталось только поплыть от ее прелестей.

— Как дела в Москве? — начинаю разговор первым.

— Не очень, — отвечает отец, а потом добавляет с усмешкой: — Старею, наверное, вот и хватку теряю.

Или здесь что-то другое. Но как связать свою интуицию с фактами, которых пока мало?

— А этот Фил тебе помогает? — спрашиваю аккуратно. — Он вроде неплохой финансовый аналитик.

— Он меня за последний год не раз выручил. Фил тебе чем-то не понравился? — интересуется отец, намекая, что не просто так я его пробивал.

— Я просто хотел больше узнать о новоявленных родственниках, — пожимаю равнодушно плечами.

Мы снова замолкаем, и я понимаю, что нам обоим сейчас тяжело. Отец чувствует себя как между двух огней, думая, что мы с Лизой не смогли найти общий язык, а я… А я терзаюсь чувством вины.

Охренеть у меня отношения с отцом стали. И как бы банально это не было, но все из-за женщины.

— Насчет Лизы… — наконец-то начинает он как можно мягче. — У вас с ней как-то не складывается, насколько я понял.

О, у нас все сложилось, пусть и не так, как хотел отец. Или не сложилось, а запуталось?

— С чего ты взял? — спрашиваю, надеясь, что отец не скажет сейчас, что от Лизы.

— Мне так показалось. Я понимаю, что мы с твоей матерью… — замолкает, подбирая слова. — В общем, я не перестал ее любить, но иногда отношения просто изживают себя. А Лиза стала новым этапом моей жизни.

Меня как-то цепляют последние слова. Будто отец говорит об очередном проекте. Но, скорее всего, это издержки профессии. Как я могу сказать, что Лиза стала вирусом в моей голове — надо обновить систему.

— Я не подросток, так что не надо со мной разговаривать, обходя острые углы. Я понимаю, что вы с мамой просто расстались. Так бывает — это я тоже понимаю.

— Но Лиза тебе все равно не нравится, — заканчивает мою мысль отец.

Но мысль неправильная. Она спит со мной… Или спала? Все закончилось там, на Ямайке.

— Мне на нее плевать, — выходит довольно резко.

— Я встретил Раду в Москве…

Вот теперь понимаю, почему мама мне звонила. Если она видела отца в столице, то не могла не заметить, что у него проблемы. Но как ее так быстро занесло из Швейцарии в Москву?

— Мама в Москве? — спрашиваю удивленно.

— Да, — кивает отец. — Ты же знаешь, что она чувствует, когда близок взрыв.

— Она приехала к тебе?

— Не знаю. Она говорила, что была в Питере, но… Впрочем, неважно.

— Что неважно? — иду в наступление. — Когда вы разводились, мама говорила, что никогда не простит тебя за то, что ты бросил ее.

— Ты слышал, — не спрашивает, а констатирует отец, потирая глаза пальцами. — Это было давно. И к нашему разводу никакого отношения не имеет. Ты же знаешь, что мы с твоей мамой были вместе со студенческих времен, но почти двадцать лет мы не могли…

Прерывает эту минуту откровенности сообщение, пришедшее на телефон отца. Он берет в руки смарт и смотрит на экран. Переводит взгляд на меня — в нем непонимание, растерянность.

Потом сообщения летят быстро, как будто загружаются фото.

Интуиция не просто орет, а вопит на все голоса. Что там?

— Вадим, — голос отца становится хриплым, — как… что…

Договорить он не успевает — телефон падает на пол, отец сгибается, тяжело дыша.

Я тут же вскакиваю с кресла и падаю перед ним на колени, не понимая, что делать. Рука на левой стороне — сердце. Говорить не может — только хватает ртом воздух. Но глаза… Глаза отца говорят о многом.

Я переворачиваю экраном вверх упавший смартфон и вижу последнее сообщение.

«Сука!»— тут же думаю я, но выхожу из мессенджера и звоню в скорую.



Законы не физики

Они сидели на низком широком подоконнике, глядя на закат. Еще один день. Такой новый и счастливый для нее. Квартира была маленькой, бедно обставленной. Даже не квартира, а комната.

Дом, куда они приехали, был красивым. Когда-то… Сейчас потемневший, местами потрескавшийся, но сохранивший какой-то отголосок царского величия. Лепнина внутри, лестницы с широкими ступенями, комнаты большие, правда, переделанные. Но и социализм привнес в это здание свой дух: жестяные банки из-под консервов на этажах, дерматин на некоторых дверях, коврики перед ними.

Такое, казалось, осталось где-то максимум в начале 90-х, но этот дом, видимо, там и застрял. А за окном уже был двадцать первый век.

Но она полюбила эту комнату с первого взгляда. И старый тяжелый карниз с позолотой, и тройной слой вздувшихся обоев, и скрипевший деревянный пол. Кухня была здесь же, в углу напротив дивана. Плита на две конфорки, шкафчики с немногочисленной посудой возле окна: один подвесной, второй на полу. Даже имелась маленькая отдельная комнатка, открыв которую, сразу упираешься коленями в унитаз, а чуть делаешь шаг вбок — падаешь в тесную душевую кабину.

Но она привыкла. Нет, даже не так. Она полюбила эту комнатушку, ставшую ей домом. Новым домом.