Васин помолчал, не зная, что сказать. Война и у него забрала многих.

Циркач встряхнул головой:

– Как-то странно получается: тюрьма мне выжить помогла. Иначе меня полицаи из пулемета продырявили бы и в ров в Бабьем Яру вместе с родителями кинули. Но я ее, тюрьму эту проклятую, все равно ненавижу. Особенно тех паразитов, которых она собирает в себе. Это меня открытые двери и просторы манили. А им нужны только водка, селедка да барахло. И все там на страхе за свою шкуру густо замешано. И за свое положение среди воров… М-да. Свеча горит дрожащим светом, урканы спят спокойным сном, – нараспев протянул Саша Циркач.

– То есть ты идейно с органами сотрудничаешь, – подытожил Васин.

– Не идейно, а искренне. Ведь как оно было: сперва взял меня кум за жабры и вынудил барабанить на спецчасть в колонии. Побеги предотвращать и поножовщину между бараками. Потом я понял, что, в принципе, не такое уж я плохое дело делаю, если по совести подойти и вкладывать только тех, кто заслужил сдохнуть.

– Разумно. И опасно.

– Опасно… Только беда пришла, откуда не ждал. Кое-кто из оперов, с кем я на связи, решил, что пришла пора мне сдохнуть.

– Эта как? – удивился Васин.

– Ты что, вчера на свет родился? Не знаешь, как маршрутная агентура работала сразу после войны? Сидишь в тюрьме. Тебе организуют побег. Ты на воле проходишься по малинам. Сдаешь всех, до кого дотянешься. Пожируешь, попируешь, жизнью насладишься. Тут тебе старшие кураторы и намекают – на воле погулял, пора и на зону. И по новому кругу. Так и крутишься волчком – свобода-зона. Пока у бродяг подозрения не начнешь вызывать. И тогда в разрезе очередной оперативной комбинации тебя отправляют на новый побег. И кладут при попытке к бегству. Находят другого такого же.

– Ничего себе, – покачал головой Васин, от которого такая сторона оперативной работы до этого была скрыта. Оно и неудивительно, когда фактически в деревне работаешь.

– И меня списали. Я только догадывался об этом. Это потом добрые люди мне весь расклад пояснили. В общем, у воров на пере, у вертухаев на мушке. И никуда не дернешься.

– Чем закончилось?

– Ломов появился. Майор из МГБ, из самой Москвы… Знаешь, люди делятся на овец, коров, шакалов и волков. А этот – медведь настоящий. Подтянул к себе, на работу по подпольной организации бандеровцев на зоне.

– И что?

– Вскрыли организацию. Меня шустрые оперативники предлагали до кучи положить. Но Ломов уперся. Говорит, даром, что Циркач – сиделец, но по сути человек свой. И жить достоин.

– Интересные дела, – протянул Васин.

– С того времени я лично предан ему. Знаешь, таких людей мало. Он из атлантов, которые небо держат. Без таких все рухнет.

– Да ну!

– Не согласен?

– Да согласен я со всем. Кроме того, что все рухнуть может. Ничего у нас никогда не рухнет. В СССР возможны только временные трудности.

– Ох, наивный вьюноша с рабочих окраин!..

Взяли еще по кружке. У Васина приятно зашумело в голове, мир разукрасился в розовые тона. Даже страшилки, рассказанные Циркачом, виделись не в таком черном свете.

– А эту гадину Копача мы изловим, – Циркач сжал кружку. – Костьми лягу, но за горло его возьму.

– Что-то личное у тебя к нему?

– Личное. Сука, которая детей убивает, всегда будет моим личным врагом…

Пробездельничал Васин почти неделю. Его деятельную натуру такой отдых утомлял сильнее, чем засады, допросы и бесконечные выезды.

Прошелся по Москве. Заглянул в Кремль, в ГУМ и даже в Пушкинский музей. Побывал в Мавзолее – можно сказать, приобщился к великому и вечному. Трепет испытывал он нешуточный, как, наверное, каждый в длинной очереди. И распирала гордость от того, что грудь его греет партийный билет. Как ни крути, а это знак принадлежности к передовому отряду человечества.

Как же он был счастлив, когда в погранвойсках на третьем году службы ему оказали высокое доверие и приняли в коммунистическую партию. Он был окрылен тем, что приобщился к племени титанов, поднявших на своих плечах первую страну социализма.

Хотя все оказалось не так просто. Смерть вождя сама по себе была потрясением. Для большинства советских людей, что греха таить, Сталин был действительно отцом народов и олицетворением воли партии большевиков. Никто себе представить не мог, как сложится жизнь страны без него. Но не меньше потряс Васина расстрел всесильного Лаврентия Берии. Оказался он шпионом. Как один из ключевых деятелей в партии и государстве, чьи портреты висели в каждой школе, мог долгие годы быть шпионом?!

Отрезвил его Ломов, объявив в тихом закуточке:

– Взрослей, юнкер! Запомни намертво – есть внешний круг осведомленности, а есть внутренний. И они никак не совпадают. Для внешнего тот же Берия – шпион. А для внутреннего – всего лишь конкурент в борьбе за власть.

– Но как же…

– А вот так же. И заруби себе на носу – за сто миль обходи политику. Ты опер. И можешь оказаться в центре любых событий. На меня посмотри. Подполковник центрального аппарата МГБ. И где оказался из-за этой чертовой политики? Начальником одного из самых задрипанных подразделений УР с понижением в звании. И ты не представляешь, как я счастлив.

– Почему?

– Потому что жив остался. А это удается далеко не всем…

Васина его слова тогда просто обожгли. Он всей душой верил в партию, она ведь зря решения принимать не станет. Но с приходом в милицию некоторые взгляды болезненно скорректировались. И слова Ломова заставили его надолго задуматься.

Впрочем, сейчас ломать голову над политикой у него не было никакого желания. Визит в Мавзолей был для него актом преклонения. Возникшие чувства были схожи с религиозными, хотя он и гнал от себя подобные аналогии. И просто испытывал воодушевление вместе с людьми со всего СССР, собравшимися в этой длинной очереди.

Еще он сходил в кинотеатр «Баррикады», бывший «Гранд Плезир», на Красной Пресне и посмотрел новый фантастический двухсерийный фильм «Тайна двух океанов» о путешествии суперсовременной подводной лодки «Пионер» и злых кознях врагов. Фильм был очень интересный – пару дней Васин пребывал под впечатлением.

Но, по большому счету, это был способ чем-то занять себя, чтобы не сойти с ума от ожидания. Его все время сверлила навязчивая мысль – лишь бы Заславский сегодня на Главпочтамте нашел письмо от Копача.

Еще приходилось выполнять отдельные поручения, которые слал Апухтин, но они много сил не отнимали. Сгонять в Генеральную прокуратуру и в МВД. Взять оттуда сведения. Переговорить с кем-то. Это было в радость, скрашивало ожидание.

Но основная работа – присматривать за Заславским и Главпочтамтом на улице Кирова.

В сером здании Главпочтамта с огромным гулким главным залом под стеклянным куполом Васин уже стал своим. Каждое утро специально допущенный к работе с органами сотрудник учреждения приносил почту на имя Заславского. И Васин ее внимательно изучал. Благо были специальные приспособления для вскрытия и запечатывания конвертов. Доверять дантисту он не собирался – у того на лице написано, что он со страху может выкинуть любой фортель.