Но ничего, справились. Упрятали значительную часть «вольноотпущенников» обратно за колючку. Как в песне поется: «Недолго музыка свободы играла, недолго фраер танцевал»…

Добрался Васин до хорошо знакомого здания на Петровке, 38, где располагалось ГУВД Москвы. У входа его встретил Гоша Панарин – тот самый муровец, который входил в состав следственно-оперативной группы и с самого начала раздражал своим нахальством.

На деле парнем он оказался своим в доску, надежным, неплохо знающим криминальный мир. У него были два внедрения в воровскую среду, после чего к нему намертво прилипла залихватская маска этакого приблатненного парня. Он обладал неистощимым оптимизмом, которым заражал всех вокруг. И славился присказками вроде «все будут схвачены и расхреначены», «нет здоровых и невиновных, есть недообследованные и недопроверенные».

– Какие люди! – Он похлопал Васина по плечам.

– Здоров, Гоша, – ответил тот.

– Пошли к начальству. Они ждут-с с нетерпением героя-пограничника.

– Ты и это растрепал?

– А как же! Мой командир сам из погранцов. У него фуражка зеленая на видном месте в кабинете лежит.

Так и оказалось. Начальник разбойного отделения – сухощавый майор, уже в возрасте, действительно сразу же задал вопрос про погранцов и удовлетворенно крякнул, узнав, что у Васина медаль «За отличие в охране государственной границы».

– Нарушителя взял? – спросил майор.

– Было дело, – подтвердил Васин.

– А я своих нарушителей в июне 1941-го на границе встретил. Из моей заставы только два человека выжили, – нахмурился начальник отделения, но тут же переключился на деловой тон: – Ну что, погранец, как дела делать будем?

– Со всем усердием.

– Георгий, доложи расстановку.

Панарин открыл папку, которую до этого держал под мышкой, выложил фотографии с пояснениями:

– Вот фигурант Заславский. Ни у нас, ни в ОБХСС, ни у госбезопасности по нему ничего нет. Он или слишком хитрый, или мелочь пузатая… Подработали его чуток. Скорее всего, все же хитрый. Похоже, золота через него немало проходит. И оперативных подходов никаких.

– Ничего, скоро будут, – усмехнулся Васин.

– Уверен? – покосился на него Панарин.

– Ты бы нашего агента видел. Этот черта псалмы убедит петь, и тот ему еще благодарен будет.

– Кстати, он уже тут? – спросил Панарин.

– Еще вчера прибыл. Через час встреча старых друзей у Центрального рынка на Трубной.

– Так тут рукой подать, – сказал Панарин. – Тебя проводить?

– Не помешает, – кивнул Васин.

Конечно, светить агента, даже перед другими операми, нехорошо. Но агент и так засветится. Во всяком случае, между своими. А детали не мешало бы продумать всем скопом.

– Лады, – азартно воскликнул Панарин, весь в предвкушении скорого развлечения.

– Ну, тогда начинаем мероприятия, – заключил майор. – У нас все готово. Команда к бою?

– К бою, – кивнул Васин…

– Иду, иду, – на лестничную площадку проник приглушенный двустворчатой солидной дубовой дверью раздраженный голос.

Повод для неудовольствия у хозяина квартиры имелся. Стоило ему всего лишь проигнорировать настойчивый звонок, как незваный гость принялся методично барабанить ногой по только что выкрашенной и отремонтированной двери, да еще с наглым криком:

– Откройте! Срочно! У меня все зубы выпали!

Иосиф Заславский, пригладив на груди домашний бархатный халат с кисточками, открыл дверь, предусмотрительно не сняв цепочку, и через щель увидел улыбающуюся во все зубы харю. Гость был невысок и глумлив. А еще не слишком густо, но очень продуманно татуирован. Хорошо знакомая дантисту порода людей.

– У меня неприемный день, – буркнул Заславский.

– А у меня наоборот, – еще шире и наглее оскалился фиксами незваный гость, помахивая зеленым рюкзаком, как будто примериваясь треснуть им хозяина квартиры. – Так что придется сделать исключение!

– Приходите в другое время, – Заславский попытался закрыть дверь.

Гость поставил в щель ногу и воскликнул жизнерадостно:

– Я от Копача!.. Что, не знаешь такого? Мне у него поспрошать, чего это ты так быстро его забыл?

– Да не ревите вы, как африканский слон, я вас умоляю. – Заславский прикрыл дверь, снял цепочку и впустил гостя на порог.

Тот, оценивающе глянув из коридора на обстановку, поцокал языком и прошептал:

– Во зажрался.

Квартира была отдельная, двухкомнатная, с высоченными лепными потолками и хрустальными люстрами. Одна комната была отдана под врачебный кабинет.

– И что надо столь порывистому и бесцеремонному молодому человеку? – осведомился Заславский – полноватенький, пузатенький, курчавый гражданин со скорбными усталыми глазами представителя вечно мятущегося и гонимого народа.

– Как всегда. Рыжьем вот хочу порадовать, – гость взвесил на руке рюкзачок.

– Да? Только я не знаю никакого Копача, – назидательно произнес Заславский. – И я даже не знаю, что такое рыжье. Если у вас с зубами все нормально и прикус не беспокоит, то не смею отнимать ваше драгоценное время.

По его глазам было видно, что врет. Гость за свою неспокойную жизнь такие моменты улавливал, как локатор вражескую цель.

– У меня-то с зубами все нормально, – улыбнулся он. – А вот кое у кого может стать очень ненормально. И прямо сейчас.

– Что вы себе позволяете?! – взорвался Заславский, невольно отстраняясь от гостя.

– Слышь, лепила, не трепи мне и так изрядно потрепанный нерв! Мы что, в бирюльки будем играть или работу работать?

– Не делайте мне смешно! – перешел Заславский на одесский говорок. – Не знаю ничего ни о бирюльках, ни о вашей, уверен, достойной работе. Но мне почему-то кажется, что наши работы – это две большие разницы.

– Ну, это как посмотреть!

– И нижайше вас прошу – выйдите к чертям! – голос стоматолога перешел на визг – было видно, что он растерян, зол и испуган.

– Ох ты, – всплеснул руками гость, бесцеремонно входя в комнату и падая в стоматологическое кресло. – Голос подает, частный капиталист.

– Милицию позову. Она в соседнем доме! – воскликнул дантист.

– А, это можно!

Гость резво вскочил с кресла, подлетел к окну, распахнул его и заорал что есть силы:

– Милиция! Сюда!

Заславский оттянул психованного нахала от окна за руку:

– Ну что вы кричите?!

– Что, боишься, менты по твоим сусекам пошарят и заначку найдут? Эх, лепила. Будем базар вести или пургу мести?