Но у Волчонка, думавшего разузнать нечто полезное, разомпропало всё любопытство, и он лишь отмахнулся:

– Пожрать бы лучше принёс.

Щенок хмуро посмотрел на него, но ничего не сказал. Волчонокже подумал и спросил:

– А живёшь где?

– В покоях у господина…

У юного венна снова разгорелись глаза.

– А где у него покои? Здесь или… ТАМ?

– «Там»?.. – не понял Каттай.

На сей раз Волчонок отмахнулся чуть ли не со злобой:

– Да что с тобой разговаривать. «Ходырку» нацепил, асам не знает ни шиша…

Щенок поднялся на ноги.

– Пойдём, я тебе покажу.

Каттай удручённо последовал за ним. «А ведь мог бы ядогадаться хоть кусочек хлеба утром отложить…»

– Не сердись на него, – сказал Щенок. – Оннеплохой парень. Только всё время есть хочет.

– А ты?.. – вырвалось у Каттая.

Щенок пожал плечами.

– Я тоже. Но не так сильно, наверное.

Он увёл Каттая шагов на полсотни в сторону по дороге, туда,где он заворачивала за скалу. Надсмотрщик Гвалиор проводил их бдительнымвзглядом, но не окликнул. Рабы часто ходили туда, особенно молодые и ещё неутратившие тщетных надежд.

– Смотри… – сказал Каттаю Щенок и вытянул руку.

Дорога здесь вилась над глубоким обрывом. В двух саженях поднею в скалу были вделаны бревенчатые опоры и на них растянута широкая прочнаясетка – улавливать всё, что могло вольно или невольно свалиться.

Но туда Каттай смотреть не стал. За ущельем поднималасьутёсистая гряда – ни дать ни взять зубастая челюсть дракона, превращённого вкамень. Превращение случилось очень, очень давно; иные зубы успели выветритьсяи выщербиться, а другие вовсе выпали вон. И там, где вместо заснеженного камнябыла пустота, открывался вид на долину. Очень далёкую и от этого немногоненастоящую. Долина была круглая, удивительно правильной формы. Если бы Каттайпроходил в горщиках хоть одну десятую того срока, что посвятил этому ремеслумастер Каломин, он бы знал – такая долина называется «цирк». Но он не знал. Ипросто глазел, бездумно любуясь внезапно представшим чудом. Горный воздух,особенно прозрачный и чистый из-за мороза, позволял многое рассмотреть там,вдали.

– Эта долина… – наконец выговорил Каттай. –Она вправду… зелёная? Или мне кажется?..

– Вправду, – сказал Щенок. У него были длинные,ниже плеч, русые волосы. Они торчали из-под тряпья, из которого он смастерилсебе нечто вроде шапки. Ветер раздувал грязные спутанные пряди, давно незнавшие иного гребня, кроме пятерни.

Каттай, словно зачарованный, смотрел и смотрел вдаль… Какчасто бывает, глаза постепенно привыкали, начиная различать всё большеподробностей. Каттай рассмотрел дом, хороший каменный дом с забором, из-закоторого выглядывали кроны фруктовых деревьев. Не удалось только оценить, великли был сад, – мешала скала. Каттай, впрочем, не сомневался, что сад былроскошный. Ещё бы!.. При таком-то особняке!..

А в небе над чудесной долиной, словно знак, нарочнопосланный Каттаю, висел узкий лепесток молодого месяца.

– Кто там живёт?.. – отчего-то шёпотом спросилКаттай.

Щенок коротко ответил:

– Хозяева.

Хозяева!.. Потомки тех, кто пришёл сюда первыми и был здесьудачлив. Тех, кто первыми нашёл драгоценные камни и сумел на них разбогатеть,не отдав свои сокровища ни разбойникам, ни обманщикам-купцам. Они разведали этудолину и по праву заняли в ней плодородные земли… Хозяева, у которых даже такойважный и грозный человек, как распорядитель Шаркут, – всего лишь слуга напобегушках…

– Если Боги моего народа… – негромко, но сощутимым внутренним напряжением выговорил Щенок, – если Боги моего народане совсем ещё забыли о справедливости, пусть эта Долина однажды провалится всамую утробу земли!..

Каттай встрепенулся. В памяти вновь прозвучало не так давносказанное Харгеллом: «Ты ещё там, чего доброго, даже и в господа выйдешь…» Онвнезапно ощутил, что это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО может произойти. И произойти СКОРО.Молодой месяц ниспослал ему вдохновение: он впервые отважился помыслить о своёмдаре лозоходца как о ниспосланной Лунным Небом возможности совершить Деяние.Деяние, дарующее свободу. Что, если ему вправду суждено вернуть утраченноедалёкими предками – и честь честью оставить потомкам?.. «Я сразу поеду домой, вГарната-кат, и мама увидит, что зря прощалась со мной навсегда. Я выкуплю её у нашегогосподина. И отца – пускай он хотя бы после смерти станет свободным, и Лан Ламаперенесёт его душу из чертогов праведных рабов в чертоги достойных людей…»

– Щенок, – начал он, – я… я… – Но мысль,посетившая Каттая, была слишком дерзкой, чтобы он осмелился выговорить еёвслух. Он запнулся и сказал иначе: – Щенок, я, наверное, буду находить разныебогатые жилы… Я буду очень стараться… Господин Шаркут будет вознаграждать меня…И я выкуплю вас с Волчонком, как только смогу. И Тиргея… И Дистена-Должника…

Щенок усмехнулся так, словно был старше Каттая не на два-тригода, а на все сто. Он сказал:

– Спасибо тебе.

Но у него, похоже, было своё понятие о Деянии, потому что онвдруг спросил:

– А видел ты Бездонный Колодец?

…О-о-о! Колодец видели все, работающие внутри горы, иКаттай, естественно, тоже – тем более что с распорядителем он изрядно полазилпо штрекам. На самом деле Колодец только так назывался. Это была круглая игладкая, словно оплавленная, дыра, но не в полу (как надлежало бы колодцу), а встене двадцать седьмого нижнего уровня. Почти сразу дыра круто загибаласьвверх, и рассмотреть, что же там дальше, не удавалось даже с помощью яркогофонаря.

– Его в самом деле пробил Горбатый Рудокоп? –спросил Щенок.

Каттай поёжился.

– Так говорят…

«Нет уж, – подумал он по себя. – Если, милостьюЛунного Неба, мне вправду суждено выйти на свободу, пусть меня выведет моёдоброе служение, а не этот страшный Колодец…»

Скрип колёс заставил их оглянуться. Двое рабов катили подороге тележку с высоким плетёным кузовом. В нос ударил сильный запах вяленойрыбы. Невольникам, работавшим у отвалов, везли еду.

Следом за первой двигалась вторая телега, побольше, и в неёбыла запряжена сильная невозмутимая лошадь. Каттай узнал сноповозку – на такихтелегах с длинными бортиками, сделанными из жердей, у него дома возили с полейхлеб. Только на этой телеге были навалены снопы совсем другой жатвы. Междужердями в беспорядке торчали неподвижные, навсегда окоченевшие руки и ноги. Двадесятка голых тел – сломанные темницы освободившихся душ – завершали своёпоследнее странствие. Мальчик отступил к скальной стене, пропуская повозку, имимо него, совсем близко, проплыло обтянутое бесцветной кожей лицо с глазами,которых никто не потрудился закрыть. Ни в коем случае не встречайся взглядами смёртвым!.. – но Каттай ничего с собой поделать не смог. «Всех нас уморятработой и сбросят в отвал, кого раньше, кого позже…» – зловеще отдалось в ушахсказанное когда-то Дистеном.