Если сил осталось на два вздоха

И куда сильней чужой боец,

Если видишь сам, что дело худо

И уже удачу не догнать —

Надо ли надеяться на чудо?

Лучше поражение признать…»

Но тогда как быть, коль самый-самый

Врач, к кому явился ты на суд,

Разведёт беспомощно руками:

«Тут и Боги жизни не спасут!»

Это значит – воспринять как благо

Темноту – и ждать своей судьбы,

Позабыв про гордость и отвагу,

Не пытаясь взвиться на дыбы?..

Ну уж нет! По древнему закону,

Что ещё никем не отменён, —

Кто себя признает побеждённым,

Только тот и правда побеждён.

Прав был Дистен-Должник, причисливший Щенка к живучейпороде. Во всяком случае, упрям парнишка был страшно. Спустя несколько дней,когда Гвалиору снова пришла очередь стоять на мостках у отвалов, он убедился:Щенок в самом деле таскал увесистую тележку один. И, что самое удивительное,пупок себе покамест не надорвал. Только щёки провалились уже окончательно,потому что ездки, которые он успевал совершить, записывались на двоих – ему иотвергнутому им напарнику.

Гвалиор остановил его.

– Ты, венн, всё-таки дурень. Ты, наверное, хочешьпоскорей сдохнуть?

Щенок ответил:

– Нет. Не хочу.

Обломки пустой породы с грохотом ссыпались вниз подеревянному жёлобу, обитому медным листом. Щенок тяжело переводил дух. Сквозьдраное тряпьё было видно, как ходят у него рёбра. По рёбрам тянулся вспухшийкрасный рубец.

– Тогда почему с Аргилой не работаешь?

– Он сегван.

– Тебе-то чем сегваны не угодили?

Молчание.

«Во имя священного меча первого Лаура, и какого рожна я сним цацкаюсь!»

– А кнутом за что получил?

Венн посмотрел нардарцу прямо в глаза.

– За то, что не сказал «господин».

– Хватит языком болтать! – рявкнул Гвалиор. –Работай иди!

Маленький подбиральщик Аргила поначалу всё ходил за Щенком,пытался помогать ему с тележкой, но угрюмый венн его прогонял. Отчаявшись,Аргила снова принялся перебирать и просеивать мусор, вывезенный из штольни. Оншмыгал носом и утирал сопли гря??ным оборванным рукавом. Сегодня ему не везло.

Вельможи халисунской столицы, где довелось вырасти Каттаю,гордились своими конями. Само слово «вельможа» по-халисунски звучало как«харрай» – «всадник». Знатные мужи страны были потомками доблестных воинов,тех, что годами не покидали седла, обороняя селения от врагов и завоёвываяновые земли. Конечно, те времена давно миновали. Видавшие виды кольчугисменились золотыми нарядами, а в боевой плети стали ценить слоновую костьрезной рукояти и ювелирную выделку шара, более не предназначенного сокрушатьвражьи шлемы и черепа. Уже два века назад, во дни Последней войны, Гарната-катбыл спасён яростью рабов, а вовсе не подвигами знатных воителей… Однако по сейдень никто и слушать не стал бы военачальника, если он не принадлежал к родухарраев. И вовсе разорившимся и потерявшим честь считали вельможу, если он немог больше содержать боевых коней-харов для себя и для мужчин своего рода.

Считалось, что знатному человеку не по достоинству идти вгости или по делу пешком, – даже в пределах своей собственной Сотни.Славных коней покупали за огромные деньги, их получали в наследство ивыменивали, отдавая десятки рабов. Особенно ценились горбоносые скакуны,доставляемые из-за моря, из страны Шо-Ситайн. Какой бы масти ни был такой конь,его шерсть обязательно отсвечивала золотом – ибо в начале времён шо-ситайнскиеБоги создали его из южного ветра, напоённого солнцем.

Родство с ветром всего лучше чувствовалось на праздничныхристалищах. На обширном загородном лугу, где могучие хары летели во весь опорпод маленькими цепкими всадниками в ярких коротких плащах. И гулкая землязвенела под копытами, словно тугой барабан…

Мохнатый буланый конёк, за чью пышную гриву крепко держалсяКаттай, ни за что не догнал бы, наверное, на скаковом кругу тех стремительныхвеликолепных красавцев. Но и они, надо думать, сейчас же простудились и умерлибы в Самоцветных горах. Если ещё по дороге сюда не переломали бы тонких ног,сорвавшись с ненадёжной тропы…

Второй конёк, следовавший за верховым, вёз на своей спинетяжёлый, объёмистый вьюк. Буланую лошадку вёл под уздцы крепкий подросток вхороших сапожках и меховой курточке. Волчонок. Господин Церагат, забравшийпарня с общих работ возле отвалов, взял его в обучение. Ученик оказалсяспособным. Кнута и серьги-«ходачихи» он пока ещё не получил, но старшийназиратель хвалил его и даже иногда ставил присматривать за другими рабами.Теперь молодой венн был добротно одет и ел досыта, и горный мороз лишьразрумянивал его, а не пробирал мучительной дрожью, вытягивая последние силы.Каттай сидел на седле перед Шаркутом и жадно смотрел по сторонам.

Сколько хватал глаз, вблизи и вдали вырастали один из-задругого, вздымаясь, величественные хребты. Немыслимо далеко угадывалисьвершины, рядом с которыми сам Большой Зуб сошёл бы за невысокий холмикпредгорий. Ни зверь, ни человек никогда не поднимались в это царство смерти ильда… А небо над сплетениями хребтов было не голубым, как дома, а густо-синим сотчётливой фиолетовой тенью. И невыносимо яркое солнце плыло в нём не в ореолезолотого сияния, а как бы само по себе – одиноким огненным шаром, чей пламень горелв синей черноте, не озаряя её…

– Войдёшь в Сокровищницу – поменьше глазей, –ворчливо наставлял распорядитель. – И руки ни к чему не тяни. Не то ихтебе сперва отсекут, а потом уже разберутся, чего ради ты ими камни-то лапал!..

Когда под копытами буланого конька перестал хрустеть снег,Каттай оторвался от созерцания дальних кряжей и стал смотреть на дорогу.

Шаркут вёз его туда, куда не смела сунуться вечная зимаокружающих гор, – в Долину. Ту самую, чьи зелёные сады Щенок показывалКаттаю, стараясь не лязгать зубами на холодном ветру. Почему-то Каттай ожидал,что им вот-вот встретится многочисленная и очень придирчивая стража, но увиделвсего двух человек. Они играли в кости под навесом возле края дороги, прислонивкопья к стене. Они поприветствовали Шаркута, как давнего знакомого, и вновьвернулись к игре. Только позже Каттай сообразил – а от кого было ставить стражуХозяевам? Племена известных своей свирепостью горцев обитали очень далеко. И вэту сторону никогда не совались, считая три Зуба проклятым местом. Долинусплошным кольцом окружали высоченные стены скал, а единственную дорогу, покоторой можно было проехать, надёжно перекрывал рудник…