До деревни они больше не разговаривали. Только спустившись со спины Добружа на землю, мельник прокряхтел:

— Да-a, староват я для таких полетов.

— Еще раз благодарю вас, Мишо, — сказал дракон. — Вы просто не представляете, какое это счастье, вновь оказаться в небе.

— Вы правы, не представляю… А благодарить меня не стоит. Я это сделал для Никоса. Благодарите его. Вашей преданной дружбе позавидовал бы любой…

Мишо грустно улыбнулся и, кивнув на прощание, побрел к мельнице. Добруж посмотрел на друга:

— Никос! Ты сделал все, что мог и даже более того. Я никогда этого не забуду. Поверь мне, завтра я устрою этим алчным негодяям настоящее пекло. Я сотру их в порошок и пущу по ветру. После этого уже никто не помешает нам с тобой видеться каждый день.

— Да, хорошо бы… Ты завтра все-таки поаккуратней. Не зевай. И помни, сначала баллиста, а потом все остальное.

— Не бойся, не забуду.

— Ну, все. Пора. Я побежал. До встречи.

— До встречи.

Еще пару минут Добруж смотрел вслед Никосу, растворившемуся в темноте. Затем тяжко вздохнул, взмахнул крыльями, оторвался от земли и, не спеша, полетел к Драконьей гряде. Он знал, что делать. План завтрашнего боя был ясен. Сначала баллиста и епископ, затем герцог, потом все остальное. Именно в такой последовательности. Добруж укрылся за тем же каменистым выступом, что и накануне, и стал ждать.

* * *

Небо на востоке начало светлеть, когда Никос осторожно, стараясь не скрипеть дверью, проскользнул в дом. И тут же в сенях нос к носу столкнулся с отцом.

— Ты где был? — шепотом, но строго спросил отец.

— Я…

— Тихо. Иди за мной.

Коста взял сына за руку и повел в сарай. Здесь царил полумрак. Лицо отца разглядеть было трудно, но интонация его голоса позволяла предположить, что он в гневе. Никос будто видел суровую складку меж черных бровей и наморщенный лоб.

— Где ты был?! О чем думал? Мы с матерью чуть с ума не сошли! Ночь на дворе, овцы в овчарне, а тебя нет. Хорошо, никто из людей герцога не поинтересовался, где же сын старосты? Они были слишком заняты собой и прошедшими событиями.

— Папа я…

— Да, я папа. А ты, самоуверенный и эгоистичный мальчик! Почему ты не подумал о нас? Не думаешь об отце, подумай о маме… Где ты был?

— Я должен был помочь Добружу, — тихо сказал Никос.

— Кому?! — не расслышал отец.

— Дракону! Его чуть не убили. Выстрелом из баллисты ему порвали крыло. Не мог же я бросить друга в беде.

— А если бы герцог и епископ застали тебя в пещере с раненым другом в обнимку?.. Ты хоть представляешь, что они сделали бы с тобой, а, заодно, и с нами! Вот Люше бы обрадовался. Ты этого хотел?

— Нет. Я видел, что отряд герцога повернул в деревню. А я с начала пригнал отару домой, а уж потом побежал к пещере.

— Это я понял, увидев овец. Но почему ты не предупредил нас?

— Дорога была каждая минута! Я и так вернулся почти на рассвете.

— Ты не нашел минутку, чтобы шепнуть мне или маме пару слов на ухо. Вместо этого мы не находили себе место несколько часов кряду, и при этом были вынуждены улыбаться герцогу и его людям, как будто ничего не случилось. Почему ты не предупредил, Никос? Или ты думал, что я проболтаюсь?! В городе из меня несколько дней выбивали сведения, но я твоего друга не выдал. Мне казалось, что я, как твой отец, заслуживаю доверия. Или ты думал, что мама проболтается? Ну конечно, она у нас такая болтушка!

— Нет, папа. Извини… Я просто не подумал. Я очень торопился. Я не знал, что вы будете так волноваться.

— А надо было знать! Надо было подумать. Ты уже взрослый… Ох, Никос, Никос. Вот когда у тебя у самого будут такие же непослушные дети, ты меня поймешь.

— Прости, пап.

— Ну, хорошо. Я только одного не могу понять, Никос. Скажи, пожалуйста, вот ты сбегал в горы к раненому другу. Тебе стало легче, когда ты увидел его беспомощность? Чем ты мог ему помочь? Сказать последнее прости, рискуя своей и нашей жизнью, рискуя свернуть себе шею на горной тропе в темноте? При этом, зная, что помочь ты ему уже не можешь.

— Могу! Я помог… Мы зашили ему крыло!

— Кто это «мы»? — опешил Коста.

— Я и мельник. Мишо заштопал крыло. Добруж снова может летать… Только это пока секрет. Нельзя никому говорить. Если герцог узнает…

— Никос, ты опять? Мы, кажется, с тобой договорились.

— Да, пап, извини.

— Значит, ты говоришь, твой друг снова может летать? — отец почесал затылок и усмехнулся. — Вот это сюрприз для Его светлости! До полуночи господа праздновали победу. И это несмотря на большое количество раненых. Я видел переполненные повозки. Один из рыцарей, по-моему, очень плох. Но герцога люди не волнуют. Ради собственного обогащения он, не задумываясь, пошлет на смерть весь отряд и даже самых преданных рыцарей. Кстати, герцогу даже выгодно, чтобы людей осталось поменьше. Меньше его золота перекочует в карман служак.

— Но почему тогда гвардейцы и рыцари преданы ему? Ради чего жертвуют своими жизнями? — недоумевал Никос.

— Ну, во-первых, им надо кормить семьи. За службу хорошо платят. А во-вторых, объявлена благородная цель — избавить людей от кровожадного дракона. Любой рыцарь живет ради подвигов и мечтает прославиться. А тут такой случай! Они его не упустят.

— Теперь, чтобы прославиться, им придется очень сильно постараться, — заметил Никос.

— А герцог и епископ считают, что дело уже сделано. Осталось только прийти и забрать сокровища. Когда они с рыцарями говорили об этом, мне стало даже жаль твоего друга. Он хоть и дракон, но защитил тебя и отару от альпийских волков. Бескорыстно помог нам, рискуя собственной жизнью. В конечном счете, он ни в чем виноват и не заслужил подобной участи. Так что твое известие обрадовало меня, сынок. Я полностью на стороне дракона. У меня, конечно, есть личная обида на герцога и епископа. Но главное не в этом. Люди, подобные Люше, герцогу и епископу, страдающие безудержной тягой к обогащению, подло наживающиеся на несчастьях других, к сожалению, очень редко меняются. В их глазах лихорадочный блеск алчности. Сердца их черствы, а души ржавчиной разъедает скаредность. Это гнилые люди. И нет лекарства от жадности. Эта болезнь лечится только радикально. И я очень хочу, чтобы твой дракон их хорошенько полечил.

— Я тоже.