За столом чёрного дерева, в кожаном кресле с высокой,замысловато украшенной спинкой, сидел сухонький человек в пышном золотистомпарике. На его жёлтом, в цвет парика, лице застыло выражение едкойнедоверчивости. Знаю я этот тип людей. Спасёшь такого из пожара, а он вместо«спасибо» скажет: «Думал, поди, что я тебя озолочу? Ах ты хитрец!».

Это несомненно и был мсье Лефевр, собственной персоной. Онскрипел по бумаге пером, время от времени отрываясь от этого занятия, чтобыскорчить брезгливую гримасу. Должно быть, писал кому-нибудь неприятному.

Моей барышни здесь не было. Я уж хотел подлететь к другимокнам, но дверь кабинета вдруг приоткрылась, в щель сунулся некто в чёрномпарике, не столь пышном, как у арматора. Должно быть, секретарь.

— Патрон, вас желает видеть молодая дама. Она назваласьгоспожой Летицией де Дорн, дочерью баварского тайного советника. Велеть, чтобобождала?

— Нет-нет, проси!

Лефевр накрыл одни бумаги другими. Похлопал себя по щекам, иего лицо, только что бывшее желчным и кислым, осветилось любезнейшей из улыбок.

— Милости прошу! — вскричал он, поднимаясь навстречупосетительнице. — Жду, давно жду! И всё приготовил, как обещал. Однакопозвольте спросить, как прошло ваше путешествие? Представляю, сколь опасным ималоприятным оно было с учётом нынешних обстоятельств!

Арматор несомненно имел в виду большую войну, начавшуюся впрошлом году и поделившую Европу на два лагеря. Причиною конфликта былопустевший мадридский трон, и речь шла о том, кому достанутся богатейшиевладения Испании — ставленнику французского короля, либо австрийскимГабсбургам. На стороне Вены выступили Англия и Нидерланды; Версаль поддержалиИспания и Бавария, так что медноволосая драчунья, стало быть, прибыла изгосударства, союзного Франции.

Услышав о «тайном советнике», я уж решил, что здесьразворачивается какая-нибудь шпионская интрига и огорчился, ибо, как говорилУчитель, «худшие из людей — торговцы пороком и соглядатаи». Мне не хотелось,чтоб моя благородная избавительница оказалась из этой породы. Все политическиеинтриги и козни, на мой взгляд, ужасная мерзость. Человеку, заботящемуся освоей карме и внутренней гармонии, лучше держаться от таких дел подальше.

Но дальнейший ход беседы показал, что моё предположениеошибочно. Хоть я и мало что поначалу понял, однако сообразил: шпионство тут,кажется, ни при чём.

— Да, поездка заняла целых двадцать дней, — сказала госпожаЛетиция де Дорн. — Местности, где идут бои, пришлось объезжать стороной. Нообозы и войска движутся по всем дорогам, это совершенно несносно. Однако, славаБогу, теперь я в Сен-Мало, так что давайте не будем терять времени. Вотзадаток, о котором мы условились. Полторы тысячи ливров. — Она поставила настол ларец, а сама села в кресло. — Вторую половину вы получите, когда корабльдоставит сюда моего отца. Вся сумма выкупа в сундуке, который я оставила вгостинице. Я передам сундук капитану.

Лефевр открыл ларец и начал пересчитывать деньги, оченьбыстро и ловко. Он складывал монеты столбиками. Сразу было видно, что этозанятие для него приятнее всего на свете.

— Всё точно, — сказал он, закончив, и сделал скорбное лицо.— Но… К моему глубокому сожалению, обстоятельства переменились. Всё из-за этойпроклятой войны, от которой я несу кошмарные, совершенно чудовищные убытки.

— Вы хотите поднять стоимость вашего вознаграждения? —нахмурилась барышня. — Могу я узнать, на сколько?

Он негодующе замахал руками.

— Что вы, что вы! Слово Лефевра — булатная сталь!! Дело не вмоей комиссии. Она останется такой же. Но вот накладные расходы…

Арматор выпорхнул из-за стола и оказался у географическойкарты, висящей на стене.

— Плавание в Барбарию — сущий пустяк. В мирное время нашемаленькое дельце не представляло бы большой трудности. Капитан, доставляющий вИспанию или Марсель груз нашей сушёной трески, завернул бы в Сале, эторазбойничье гнездо, провёл бы необходимые переговоры, взял на борт вашегобатюшку, и вся недолга. Но из-за войны морская торговля прекратилась.Купеческие корабли больше не плавают.

Девушка порывисто поднялась.

— Это довольно странно! Война идёт не первый месяц! Вы моглибы написать, что отказываетесь от поручения, но вместо этого в вашем письмебыло сказано: приезжайте. Объяснитесь, сударь!

— Именно это я и собираюсь сделать, мадемуазель. Не хотелделать этого письменно, ибо в нынешние тревожные времена почта может бытьперехвачена, а моё предложение несколько… деликатно.

— В чём оно состоит? Говорите же!

— Я не могу отправить в Барбарию купеческое судно, потомучто оно станет лёгкой добычей проклятых англичан. Но можно снарядить корсарскийкорабль. Он быстроходен и хорошо вооружён.

— Вы предлагаете послать за моим отцом пиратов? — поразиласьгоспожа де Дорн.

Он засмеялся.

— У вас, сухопутной публики, довольно путаное представлениео таких вещах. Корсары вовсе не пираты.

— Разве они не грабят корабли?

— Разумеется, грабят.

— В чём же разница?

— В том, что захваченного пирата вешают на рее, а корсарсчитается военнопленным. Потому что корсары грабят лишь те корабли, что ходятпод вражеским флагом. Чтобы стать корсаром, нужно иметь патент отадмиралтейства. Получить его может далеко не всякий. А у меня патент есть.Учтите, мадемуазель: пока не закончится эта война — а она может продлиться ипять, и десять лет — никаким иным способом до Барбарии не добраться.

Барышня наморщила лоб — она всё-таки не понимала.

— Если корсарский патент — нечто совершенно законное, к чемутайны? Почему вы боялись, что ваше письмо попадёт в чужие руки?

— Потому что негоциантский дом «Лефевр и сыновья» имеетрепутацию, сударыня. И я ею дорожу. Хоть многие арматоры Франции, Англии,Голландии в военное время подрабатывают корсарством, никто этого не афиширует.Ведь приходится потрошить корабли, принадлежащие вчерашним и завтрашнимторговым партнёрам. Это порождает недобрые чувства, обиды, озлобление. Вотпочему я могу сделать вам такое предложение только устно. У меня как разподготовлено отличное судно: лёгкий фрегат «L’Hirondelle»,[16] с лихим,надёжным капитаном, господином Дезэссаром.