Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я – заведующая музеем. – Она со смехом развела руками. – Вы даже не представляете, сколько журналистов под различными предлогами пытались выйти на мадам Тигрову через меня. Надеюсь, вы не одна из них.
– О нет! – Руслана замотала головой. – Я вообще из России.
– Я так и думала. – Юлиана довольно прищурилась. – Вы всегда можете найти меня здесь. Я – трудоголик. Поэтому, если станет скучно, с удовольствием составлю вам компанию.
– Спасибо. Обязательно воспользуюсь вашим предложением.
Руслана с облегчением выдохнула. Юлиана раскрывалась перед ней все больше, и скованность в общении постепенно исчезала.
– Но сначала отыщу редакцию. А то перспектива стать нищей меня пугает.
Из музея Руслана вышла с легким сердцем, хотя секретов не поубавилось. Графиня Маврос полностью завладела мыслями Ланы.
Русамия. Велидар. 1956 год
– Разве можно быть таким бессердечным? – Кристина с грохотом свалила тарелки в раковину.
После ухода Лилии и Эдуарда она не разговаривала с братом, но ужин вновь столкнул их ●нос к носу и заставил нарушить обет молчания.
– Не бей посуду, будешь покупать за свои деньги. Как раз уйдет месячная зарплата официантки, – съехидничал Натан, но Кристина не слышала его.
Она намылила губку и принялась с остервенением драить сковороду. Но затем бросила это занятие, повернулась к брату и скрестила руки на груди, не заботясь о том, что они все в пене.
– Ты презираешь богатых? С каких пор в твоей голове бродят подобные мысли? – прямо спросила она.
Натан растянулся на диване и блаженно закрыл глаза. По-видимому, злость Кристины совершенно его не трогала.
– С недавних, – коротко ответил он.
– Ну уж нет, ты не отвертишься. – Кристина подошла к брату и уселась рядом, бесцеремонно подвинув его ноги. – Тебя никогда не волновало социальное различие. А Лили ты буквально втаптываешь в грязь! И хочешь знать почему? Потому что она тебе нравится! – Кристина ликовала. – О да. И не отрицай. Я видела твое лицо, когда ты увидел ее в первый раз. Лили была без сознания, такая красивая и хрупкая, что ты боялся взять ее на руки. Да, да, молчи! – Она закрыла рот Натана ладонью.
Его глаза угрожающе потемнели, но Кристине было безразлично. Она хотела сорвать с него маску грубияна, чего бы это ей ни стоило.
– Ты не знал, как положить Лилию на диван. Несколько раз примеривался и боялся опустить ее слишком резко. Но стоило ей очнуться, как ты надел на себя костюм «мистера Ненавижу-Богатых», только бы она не узнала, какой ты на самом деле. Такая правда тебя устроит?
– Не делай вид, что все знаешь. – Натан сел и вцепился пальцами в край дивана. – Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.
– Конечно. – Кристина взмахнула руками. – Только ты у нас всезнающий. А я устала быть отшельницей. Мне двадцать три года, я хочу жить! А ты разогнал всех друзей и отравил все вокруг своей депрессией. Сегодня с Эдуардом я снова почувствовала себя девушкой.
– Кто мешает тебе крутить романы с парнями? – огрызнулся Натан.
Он был напряжен, и Кристине казалось, что трещат не поленья в камине, а мышцы брата. Такой сильный, красивый и… безумно одинокий.
Она села поближе и обняла его:
– Я не могу наслаждаться жизнью и видеть, как ты увядаешь. Прошло почти пять лет. Пора забыть прошлое. Если будешь каждый день бередить раны, они никогда не заживут.
– А если я не могу иначе? Что, если только так я искупаю свою вину?
Его слова пропитались горечью, которая зависла в воздухе, а потом медленно осела на губы.
– Когда же ты поймешь, что не виноват? Это ее выбор. Ее решение.
– Нет!
Натан схватился за голову, поставив локти на колени. Его трясло. Кристина не в первый раз видела такую реакцию и знала: кроме времени, ничего не поможет. Она бессильно наблюдала, как брат борется с внутренними демонами. И проклинала ее:
«Даже на том свете ты отравляешь нам жизнь».
Постепенно парень успокоился. Кристина гладила его по широкой спине и равнодушно смотрела на изящную шляпку Лилии, которую та забыла на столе.
– Ты бы возненавидела меня… – прошептал Натан.
Она удивленно посмотрела на него:
– Почему ты так считаешь?
Но он только покачал головой. Кристина фыркнула и ущипнула брата за плечо:
– Запомни, братец, что бы ты ни натворил, я никогда не возненавижу тебя. Ты ведь моя кровь. А я не из тех, кто на всю жизнь рвет отношения с близкими. Тем более я тебя обожаю! И я тебя съем! – Кристина наигранно зарычала и попыталась укусить Натана за шею.
Он засмеялся и смял ее в объятиях:
– Боюсь, я не в твоем вкусе.
Кристина лукаво подмигнула и кивнула в сторону шляпки:
– Зато я знаю того, кому ты весьма симпатичен. Хотя ты и пытался сделать все, чтобы убить эту симпатию. Тебе не кажется, что пора вернуть вещь ее очаровательной хозяйке?
Натан угрюмо посмотрел на шляпу:
– Хорошо. Но из этого ничего не получится. Слишком мы разные.
– А это не тебе решать.
– Может, стоило сослаться на плохое самочувствие?
Лилия передала слуге палантин и пригладила волосы, которые были убраны в высокую «французскую ракушку». Нервно пробежалась пальцами по жемчужной ленте вокруг шеи. И сильнее прижала к себе клатч, словно он мог защитить ее от осуждающих взглядов общества.
Марина Андреевна погладила Лили по щеке и заглянула в глаза:
– Ты должна быть сильной. Вспомни, чему я тебя учила?
– Изысканность, сдержанность и вежливость.
Женщина улыбнулась и подтолкнула ее ко входу в торжественный зал:
– А также умение признавать ошибки. Вперед, милая. Покажи всем, что Тигровы никого не боятся.
Лилия судорожно вздохнула и сделала последний шаг, очутившись среди элиты города.
Ольховы всегда отличались шиком и безжалостной тратой денег. При этом Господь Бог лишил пожилую пару малейшего тщеславия. Хотя у тех, кто оказывался в огромном зале с натертым до блеска мраморным полом и мириадами изысканных ламп по стенам, складывалось иное мнение.
Госпожа Ольхова с молодости тяготела к вечерам в стиле девятнадцатого века. И гости с радостью принимали правила игры. По центру зала летали танцующие пары, мгновенно подстраиваясь под музыку, которую задавал оркестр, расположившийся на небольшой сцене. Вокруг группировались компании. И между ними порхала, словно прелестная божья коровка, госпожа Ольхова. Тугой корсет едва стягивал пышные формы и придавал пожилой женщине вульгарный вид, но ее радушие и искренняя улыбка затмевали отсутствие вкуса.