А вот денег у меня не было и документов тоже, но положение спасло такси и мое честное слово. Машину вызвали по приложению, а деньги я собирался взять дома, из тайника, где у меня хранилась наличность. Открывая дверь, я надеялся застать дома Риту, но, увы, в квартире меня встретила мертвая тишина.

Я расплатился с таксистом, щедро накинув сверху, дома заказал пиццу и пустил в ванну горячую воду. И снова на ум пришла Рита, мне даже показалось, будто кто-то коснулся меня рукой. Если это ее призрак бродит по дому, то не страшно, даже волнующе приятно.

Обычно я не принимал ванну, предпочитая душ, но после тюремной камеры с вонючим бомжом захотелось отмокнуть в горячей воде, вымывая телесную грязь из глубин кожных покровов, успокоить нервный зуд и согреть душу.

Но в спокойной тишине ванной комнаты меня накрыло чувство одиночества. Казалось бы, вот он, долгожданный покой, никто не гонится, не надо прыгать в собачье дерьмо, не скрипит противно решетка тюремной камеры, но не было чувства победы, и остро не хватало Риты. Я ощущал присутствие этой чудесной девушки в каждом звуке, в шелесте пены, в легком бурлении воды, в своем тихом вздохе по ней.

И еще вдруг захотелось вернуться на кладбище, постоять в тишине, подумать, перебирая мысли, как четки на веревочке. Нет, я не ощущал там присутствия Риты, но мне хотелось еще раз глянуть на памятник, как в окно, в котором мертвые выглядят как живые. И еще я хотел спросить у Елены, как мне найти Риту, уж она-то могла дать мне ответ.

А Риту я должен найти: живая или мертвая, она нужна мне. Живую буду любить, а мертвую предам земле, упокою ее душу. Я думал об этом на полном серьезе, не чувствуя себя сумасшедшим, но сердце ушло в пятки, когда вдруг открылась дверь.

Я ожидал увидеть Риту с белым лицом и чернильными губами, но на меня смотрела Элли. Вот уж кого я не хотел сейчас видеть и даже знать.

- Ты уже здесь? - Она радовалась так, как будто между нами не было предательства ни в прошлом, ни в настоящем.

- Знаешь ты кто? - стараясь сохранять спокойствие, спросил я.

И закрыл глаза, не желая видеть ее.

- А что мне оставалось делать? Позвонил Черепанов, сказал, что находится рядом. Если бы я не уехала, он бы тебя нашел. Элли далеко не дура, она должна была понимать, какую ахинею несет.

- Ты, наверное, думаешь, что я сумасшедший, если скармливаешь мне этот бред.

- Но Черепанов звонил мне! - Элли смотрела на меня с искренним возмущением, и это не могло не раздражать.

- Исчезни! - Я потянулся к душевой лейке, которая лежала на смесителе.

- Ну, хорошо, - неохотно согласилась она.

Когда я вышел из ванной, Элли чистила картошку. Нож мелькал в ее руках, как смычок над скрипкой виртуоза. Фартук был не просто наброшен, а завязан на все узелки.

- Я же сказал - исчезни.

Я с осуждением смотрел на нее, но Элли как будто не замечала этого. Она бросила картошку в кастрюлю; не успело еще сойти волнение с поверхности воды, как вслед за одним клубнем полетел второй. Элли была шустрой во всем: готовила быстро и вкусно, в доме убиралась до стерильной чистоты, голова у нее никогда не болела. И от одного мужа к другому перебегала ловко и проворно. Черепанову меня слила - как польку-бабочку станцевала.

- Ты мне здесь не нужна.

- Мы должны держаться вместе, - не поднимая головы, сказала она.

- Не будем мы вместе. Ни на кладбище, ни здесь.

- Кстати, о кладбище… - голос Элли дрогнул. - Я узнала ту девушку, которая была у тебя.

- Черепанов показывал тебе фотографию с памятника?

Меня задержали вчера вечером, а сейчас уже половина четвертого, Черепанов за это время мог несколько раз съездить на кладбище и допросить Элли.

- При чем здесь Черепанов? - занервничала она. - Ты же сам говорил про русалку, а ездили мы вчера к кому?…

- Ты говорила с Костровой?

- Нет. Но читала ее публикацию.

- Вместе с Черепановым?

- Да при чем здесь Черепанов?! - Элли неосторожно дернула рукой, чиркнула ножом по ногтю и рассекла его до мяса.

Нож она бросила в мойку, а раненый палец подставила под струю холодной воды.

- Это все из-за тебя! - захныкала Элли. - Пристал со своим Черепановым!… Перекись неси!

Рана оказалась пустяковой, я обработал ее перекисью водорода, туго перевязал и проделал все это с каменным лицом.

- Тебе совсем не жалко меня, - тоскливо вздохнула Элли, наблюдая за мной.

- Мне жалко Лену, которую убил твой муж.

На самом деле я испытывал жалость к Элли, но именно поэтому и хотел поскорее избавиться от нее. Она уйдет, и мне станет легче.

- Антон никого не убивал. Ты сам все придумал.

- Я придумал Риту.

- Почему придумал?

- Я тебе больше ничего не скажу.

Я не хотел выдумывать небылицы, доверил эту честь самой Элли, даже вдохновил ее на творчество, подкинув пищу для размышлений. При всех своих достоинствах и недостатках она была типичной женщиной: любила поговорить и умела находить невероятное в самом очевидном.

- Это была не Рита? - спросила она.

Я всего лишь качнул головой, подтверждая ее догадку.

- Это была девушка с памятника?

- Вечно молодая, - кивнул я.

- Ты шутишь! - Элли взволнованно вцепилась мне в руку, забыв о порезанном пальце.

- Но ты же видела ее.

- Ну, она, конечно, очень похожа на эту… на Елену Тихомирову, да?

- Она не просто похожа, Антон узнал в ней Лену.

- Да иди ты! - Элли вцепилась в меня обеими руками.

- Можешь спросить у Черепанова… Он следователь, он может узнать.

- Что узнать? - Она смотрела на меня завороженно, с бледным видом.

- Возможно, у Лены Тихомировой была дочь. Как две капли воды похожая на мать.

- Ну, конечно! - Элли облегченно выдохнула, разжимая пальцы.

Наконец-то я мог высвободить руку. Что-то не очень хотелось подставлять плечо женщине, которая предала меня с легкостью мартовской кошки.

- У тебя же с Черепановым все вась-вась? - с подвохом спросил я.

Элли сначала кивнула, только затем встрепенулась, широко распахнув глаза:

- Что значит «вась-вась»?

Я усмехнулся, язвительно глядя на нее. Это мне впору требовать объяснений, но я не собираюсь припирать ее к стенке, просто буду держаться подальше от помойки. Возможно, даже с пользой для себя.

- Он позвонил мне, сказал, что у него масса вопросов…

- Это хорошо, что у вас доверительные отношения, - кивнул я, направляясь в спальню.