Они вернулись через четыре дня, как заправские туристы,грязные, усталые, но довольные. Родителям поход понравился не меньше, чем ихдетям. Дафна проводила Эндрю до школы, положила свой спальный мешок и рюкзак вмашину и, сев за руль, зевнула.

Ей не терпелось вернуться домой, к Джону. Но когда Дафнаподъехала к домику, она его там не застала. В раковине была грязная посуда,постель была не застелена. Дафна улыбнулась и с наслаждением встала под душ. Кего приходу она все приберет. Но когда она стояла на кухне и мыла посуду,раздался незнакомый стук в дверь. Она пошла открыть с руками в пене иулыбнулась, увидев одного из друзей Джона, человека, с которым они редковиделись, но которого – она это знала – Джон любил.

– Здравствуй, Гарри, что нового?

Она была загорелой, отдохнувшей и счастливой, но друг Джонаказался угрюмым.

– Когда ты вернулась?

Его лицо было серьезным, а глаза печальными, как всегда.Джон часто над ним подтрунивал, что у него вид, как будто только что скончалсяего лучший друг. У него была толстуха жена и шестеро детей, а этого хватило бы,чтоб любого повергнуть в тоску, как говорил Джон.

– Как Гладис?

– Дафна, можно тебя на минутку?

На этот раз видно было, что он по-настоящему расстроен.Вдруг где-то за своей спиной она услышала тиканье кухонных часов.

– Конечно. – Дафна вытерла руки о джинсы, отложилаполотенце и подошла к нему. – Что-то случилось?

Гарри медленно кивнул, не зная, как сказать. Он никак не могначать, и между ними наступила жуткая тишина.

– Давай сядем. – Он нервно направился к дивану, онапоследовала за ним как во сне.

– Гарри? В чем дело? Что случилось?

Его глаза были словно два мрачных черных камня, когда онвзглянул на нее.

– Джон погиб, Дафна. Он погиб, когда тебя не было.

Ей показалось, что комната заходила ходуном, а лицо Гарриона увидела как бы на расстоянии... Джон погиб... Джон погиб... Слова были какиз дурного сна, из нереальности, это не могло случиться, не с ней... опять. Ивдруг в окружавшей их тишине она услышала женский смех – истерический, хриплый.

– Нет! Нет! Нет! – Пронзительный смех превратился врыдания, пока Гарри смотрел на нее, желая рассказать, как он погиб, но она нехотела этого слышать. Это было не важно. Она это предчувствовала. Но,невосприимчивый к тому, что она чувствовала, Гарри стал рассказывать. Ейхотелось заткнуть пальцами уши, завопить и убежать.

– На базе в тот день, когда вы ушли в поход, произошелнесчастный случай. Мы позвонили в школу, но они сказали, что тебя невозможновернуть. Эти чертовы студенты не справились с лебедкой, и штабель бревенраздавил его... – Гарри стал плакать, а Дафна смотрела на него широкораскрытыми глазами. – ...Перелом спины и шеи. Он умер на месте.

Джефф тоже. Так они, во всяком случае, говорили. Какаяразница? Какое значение это имеет теперь? Она села, глядя на Гарри, и все еемысли сосредоточились на сыне.

Что она скажет ему?

– Нам чертовски горько. Студентов отправили домой.Попрощались с телом. У него здесь нет родственников, да и нигде, по-моему, нет.Они все умерли. И мы не знали, что ты захочешь сделать... Гладис думала...

– Спасибо. – Она вскочила с напряженным и бледнымлицом. – Не беспокойся.

Она уже проходила этот путь раньше. И только когда Гарриушел, подступили слезы, громадные реки молчаливых, страдальческих слез. Онаоглядела комнату и снова села. Джон Фоулер уже больше никогда не вернетсядомой.

«Ты справишься сама, крошка». Она помнила эти его слова,сказанные когда-то. Но она не хотела «справляться сама». Она хотела быть с ним.

– Ох, Джон... – Это был тихий, надломленный шепот втишине домика.

Она вспомнила все, о чем они раньше говорили: он о смертисвоей жены, а она о гибели Джеффа. То, что произошло, по своему значению былосопоставимо, она это хорошо понимала, и все-таки все было иначе в этот раз, ибыло ясно, что сопротивление бесполезно. На закате она пошла в лес, и слезыхлынули снова, когда она смотрела на летнее небо и думала о нем, о широкихплечах и больших ладонях, низком голосе, о человеке, который любил ее и Эндрю.

– Я проклинаю тебя! – закричала она в розово-лиловое соранжевым небо. – Я проклинаю тебя! Зачем ты так?

Она долго так стояла, обливаясь слезами, между тем как неботемнело. А потом, вытирая щеки рукавом его рабочей блузы, в которой она была,Дафна кивнула:

– О'кей, дружище. О'кей. Мы справимся. Только помни,что я любила тебя. – И все еще плача, она посмотрела в ту сторону, где захолмами только что скрылось солнце, и прошептала: – Прощай, – и со склоненнойголовой пошла домой.

На следующее утро Дафна проснулась еще до рассвета вкровати, которая вдруг показалась ей слишком большой для нее одной. Оналежала,думая о Джоне и вспоминая утренние часы, когда часто перед рассветом их телабыли сплетены в единое целое.

Солнце медленно проникало сквозь окна, но Дафна чувствоваласебя свинцовой, она хотела бы больше никогда не вставать. Она не испытывалаужаса или паники, как было после гибели Джеффа. Было только чувствоопустошенности и потери, некая беспредельная печаль, которая давила на нее каксобственная могильная плита, когда она прикосновением своей памяти снова, иснова, и снова бередила эту рану... Жгучие слова регулярно проносились сквозьее сознание: «Джон погиб, погиб, погиб... Я больше никогда его не увижу...никогда не увижу...» И самое плохое, что не увидит его и Эндрю. Как емурассказать?

Настал полдень, когда она наконец заставила себя подняться,и когда встала, в первый момент у нее закружилась голова. Было ощущение тошнотыот голода, ведь она с прошлого утра вообще ничего не ела и сейчас не могланичего есть, потому что в ее голове продолжало эхом отдаваться: «Джон погиб...Джон погиб...»

Полчаса она провела под душем, уставившись в пространство, вто время как вода хлестала ее, словно яростный дождь, а потом ей потребовалсяпочти час, чтобы надеть джинсы, рубашку Джона и туфли. Она смотрела на ихгардероб, словно там были несметные сокровища, но она уже имела опыт и непозволила себе снова расклеиться. После гибели Джеффа сознание, что она носит всебе их неродившегося ребенка, в конце концов помогло ей выжить, но в этот разтакого не было – чуда жизни, уравновешивающего смерть. Однако у нее был самЭндрю, и Дафна знала, что ей надо теперь отправиться к нему ради него и радисебя самой. Он у нее еще оставался.

Дафна поехала в школу, все еще ошеломленная, оцепеневшая иотсутствующая, и, только когда она увидела Эндрю, радостно играющего в мяч, онаснова начала плакать.

Она долго стояла, глядя на него, пытаясь привести в порядокмысли и сдержать слезы, но они не хотели останавливаться, и наконец Эндрюповернулся и увидел ее, нахмурился, выронил мяч и медленно подошел к ней свыражением беспокойства и озабоченности в глазах. Она села на траву газона ипротянула к нему руки, улыбаясь сквозь слезы. Теперь он снова был центром еежизни.