Не одни словари отвечают за овеществление естественных языков, но в них ярко выражен современный специфический подход к понятию существования языка. Распространение печатных книг — еще один важный фактор в объединении обстоятельств и технологий, породивших концепции, которые с тех пор доминируют в языковедении и которые глубоко повлияли на наше понимание того, что делают переводчики.

В толковых словарях — от словаря Сэмюэла Джонсона до Вебстеровского и от Брокгауза до Робера — перечисляются слова, составляющие часть языка. Тем самым создается впечатление, что наш язык — это перечень слов. Взявший начало еще в Ветхом Завете номенклатурный подход к языку получил мощный толчок в результате развития современной типографской мысли.

Какие слова достойны занесения в словарь, если это не отраслевой словарь, а словарь всего языка в целом? Наверное, те, которыми пользуются люди. Все-все слова? Даже если предположить, что такое вообще возможно, толковые словари уже не могут выполнять когда-то поставленную задачу служить средством совершенствования. Произошло своего рода перетягивание каната. Похвальный план Кодри заключался в том, чтобы записать значения слов и наилучшие способы их употребления, но этот план явно противоречит более широкому проекту — составить список всех используемых людьми слов со всеми придаваемыми им значениями. Вот почему толковые словари выросли до таких непрактичных размеров. Решение этой проблемы ярко иллюстрируется карьерой одного из вымышленных персонажей Жоржа Перека:

Толковый словарь любого языка, а в особенности тех, что используют алфавиты, потенциально бесконечен, потому что ни один язык не дает фиксированных границ ни во времени, ни в пространстве и не может быть окончательного, определенного разделения социальной деятельности на конечное число составляющих. Чтобы обойти эту проблему, Питер Марк Роже в рамках своего грандиозного проекта по созданию схемы конкретного языка разработал свой Thesaurus («сокровище» по-гречески), взяв за основу не произвольный порядок алфавита, а естественный порядок организации мира. Он выделил шесть общих классов «реальных вещей», которые являются не материальными предметами, а идеями: Абстрактные отношения, Пространство, Материя, Разум, Воля, Чувственные и моральные силы. Классы он разбил на категории, а категории на еще меньшие группы идей и только на этом этапе для каждой идеи перечислил все слова и выражения, которые могут быть использованы для ее передачи. Например, в классе «Чувственные и моральные силы» есть категория «Индивидуальные эмоции», в которую входит группа «Отрицательные эмоции», включающая подгруппу «Раздражение». Здесь вы найдете такие слова, как гнев, злость, ярость, бесить, доводить до бешенства — длинный список синонимов, каждый из которых выражает какую-то степень или разновидность раздражения. Тезаурус Роже — удивительное достижение. Его структура восходит к шумерским складам глиняных табличек со словами, рассортированными по темам, но поскольку он содержит очень мало слов типа полиэстер, речитатив или ниппель, то он мало помогает тем, кто хотел бы рассматривать язык как список названий вещей. Скорее, он наглядно демонстрирует большую избыточность нашего словарного запаса, когда десятки слов передают лишь тончайшие нюансы значения практически одного и того же (злость, ярость, гнев…). Роже показывает, что язык — богатый, нелогичный и сложный инструмент для передачи тонких и часто произвольных оттенков для различения, выделения и формулировки одних и тех же вещей по-разному.

Исходно тезаурус Роже не был рассчитан на переводчиков, но он помогает в переводе двумя разными и одинаково важными способами. Один — исключительно практичен. Просмотр составленных Роже списков сходных и синонимичных слов помогает писателю — в частности переводчику — выбрать термин, который точнее отражает нужные нюансы, чем то слово, которое первым пришло ему на ум. Второе же значение тезауруса в том, что он каждой своей страницей говорит: знать язык — это значит знать, как сказать одно и то же разными словами. А это именно то, к чему стремятся переводчики. Замечательный тезаурус Роже напоминает им, что и в одном языке (как и в паре языков) все слова — переводы других.

Имея под рукой двуязычные словари, с которых можно начать, и тезаурус Роже, который поможет отшлифовать результат, переводчики должны были бы без труда сообщать нам, что означают написанные на странице слова. На деле же именно написанные на странице слова затуманивают смысл текста. Если рассматривать слова одно за другим, то текст теряет смысл и значение — вот почему пословный перевод почти всегда оказывается неудачным. В этом нет ничего нового: возражения против буквального перевода появились почти одновременно с самим письменным переводом{48}.

Посвятив несколько лет изучению истории письменного перевода, Джордж Стайнер обнаружил, что она, по существу, сводится к повторению все тех же аргументов. «За пару тысяч лет, потраченных на споры и выработку правил, — пишет он с явным раздражением, — ни предположения о природе перевода, ни аргументы против них практически не изменились»{49}.

Например, когда настольная книга Дон Кихота, Amadis de Gaula[55], была опубликована на французском, ее переводчик приводил заказчику две причины, по которым он не придерживался буквального значения испанских слов: