Понятно, что Карлсон был бы более удачлив, если бы у него имелся талант публичного человека. У людей, с которыми он встречался, был «довольно наивный подход к оценке нового изобретения, – сказал он в 1947 году, и добавил: – Я убежден, что если бы я принес им большую хромированную машину с красными и зелеными лампочками, они бы с большим энтузиазмом приняли этот процесс, неважно, работал бы он или нет. Во всех случаях, насколько я помню, не было проведено ни одного четкого анализа относительной ценности изобретения. Почти всегда решение основывалось на посторонних фактах, не имеющих никакого отношения к обсуждаемому вопросу. Даже некоторые очень опытные инженеры считали его недостойным серьезного внимания, не поняв, в действительности, истинной сути дела».

Возможно, что Карлсону повезло бы больше, если бы он полностью отказался от обреченной на провал попытки построить работающую модель и вместо этого сконцентрировался на изготовлении безопасной светочувствительной формы страничного формата, которую можно было бы использовать в зале заседаний для получения качественного факсимиле печатного фирменного бланка любого из руководящих работников, с которым он встречался. Бесполезная модель представляла его копировальный процесс в искаженном виде: Карлсону всегда приходилось извиняться за свою машину, что подспудно подразумевало также ошибочность его основной идеи. Война была лишь препятствием в его работе, так как урезала право почти всех крупных компаний заниматься научными исследованиями и разработками, не связанными с обороной.

В личной жизни Карлсона также были проблемы. Мать Эльзы умерла весной 1941 года, и в октябре супружеская пара переехала, вместе с отцом Эльзы, в другую квартиру в Джексон-Хайтсе. Это жилье негативно сказалось на их отношениях, которые и без этого были серьезно расстроены. Ровно через два года пара рассталась. «Это расставание не вина Эльзы, – писал Карлсон своему кузену Рою, – я сам так решил, поскольку между нами не было почти ничего общего и почти никаких интеллектуальных склонностей, которые поддерживали бы в нас интерес друг к другу». Карлсон также писал: «В первые годы у Эльзы было много справедливых претензий к моим недостаткам, о которых я обычно узнавал от ее матери, но в конце концов она стала делать похвальные усилия стать такой, какой, как она считала, я хотел, чтобы она была. Тем не менее, учитывая все мои несчастья и незащищенность (социальную), я, наконец, решил, что жизнь станет совсем невыносимой, если мы продолжим ее вместе, и по моей инициативе мы расстались». Эльза потом отправилась путешествовать в Лас-Вегас с другим мужчиной, намереваясь развестись с Карлсоном там, но ее спутник исчез, и Эльза вернулась в Джек-сон-Хайтс, к разочарованию Карлсона. («Я думал, что сошел с ума», – сказал он Рою). В 1945 году они развелись.

Между тем Карлсона назначили руководителем патентного отдела фирмы, и его возросшие обязанности на работе оставляли ему мало времени для занятий электрофотографией. Со здоровьем у него тоже было плохо. Его беспокоил артрит, он начал сутулиться, сидя на стуле, и слегка горбиться при ходьбе, и эти симптомы с возрастом только усиливались. Его состояние усугублялось, он это чувствовал, долгим ожиданием автобусов на ветреных улицах Манхэттена, чтобы добраться домой в район Квинс. Пока он ждал, он неизбежно предавался размышлениям о будущем своего изобретения. Он, по-прежнему, верил, что его идея была правильной, но временами, говорил он потом, он был близок к тому, чтобы от всего отказаться.

Решение пришло неожиданно. Как-то в 1944 году молодой инженер из Battelle Memorial Institute из частной некоммерческой научноисследовательской организации в Колумбусе, штат Огайо, посетил отдел Карлсона в Мэллори. Управление США по патентам и торговым маркам только что вынесло неблагоприятное решение по одной из патентных заявок Мэллори, которая основывалась на исследованиях в области металлургии, проведенных институтом Battelle. Фирма собиралась подать апелляцию. Мэллори была заинтересована привлечь инженера из Battelle по имени Рассел У. Дейтон в качестве свидетеля-эксперта, и Дейтон приехал в Нью-Йорк, чтобы обсудить дело.

Карлсон и Дейтон провели большую часть дня вместе. К вечеру, за час до отхода поезда Дейтона, Карлсон решил, что Дейтон был «тем самым человеком, которого могли заинтересовать новые идеи», и он затронул тему электрофотографии. Он начал с того, что спросил Дейтона, не занимается ли институт Battelle разработкой идей, авторами которых являются другие люди. Дейтон сказал, что не занимается, и объяснил, что институт в основном проводит научные исследования по контрактам для больших корпораций и для правительства – тот же вид исследований, который он выполнял для Мэллори, – а также проводит собственные оригинальные исследования. Но Дейтон, тем не менее, сказал Карлсону, что ему было бы интересно познакомиться с его изобретением.

«Я описал ему идею просто как научный курьез и дал ему копию своего патента», – рассказывал Карлсон. Дейтон взял патент с собой в обратную дорогу в Колумбус. Через несколько недель он и Карлсон встретились снова на патентных слушаниях в Вашингтоне. Когда слушания закончились, Дейтон пригласил Карлсона прогуляться с ним вокруг квартала рядом с их гостиницей. «Затем он объяснил мне, что он показал патент своим коллегам в институте, – продолжал Карлсон, – и что им было бы интересно поговорить со мной, чтобы договориться о дальнейшей разработке изобретения». Карлсон уже пережил столько разочарований, что постарался «не давать волю» своим надеждам. И все же он не мог не думать о том, что, может быть, это был тот перелом, которого он так долго ждал.

Гордон Батель родился в 1883 году. Он был сыном богатого промышленника из Огайо, внуком проповедника-методиста и священника Гражданской войны и правнуком и праправнуком ополченцев, принимавших участие в Лексингтонской битве во время войны за независимость. После колледжа он начал работать в сталелитейном бизнесе отца и потом вознамерился отличиться в его глазах, восстановив некоторые убыточные цинковые шахты, принадлежавшие компании на северо-востоке Миссури. Он переехал в Джоплин, нанял консультантов и стал финансировать научно-исследовательскую работу бывшего университетского профессора, экспериментировавшего с новыми способами обработки руды. Эти усилия были довольно успешными, и Гордон, частично исполнивший свои планы, загорелся идеей основать независимую лабораторию по исследованиям в области промышленности – необычная идея для того времени. Его сосед рассказывал: «Гордон увлекался и продолжал говорить об этом, пока моя жена не вставала и не говорила, что хочет пойти на кухню выпить стакан воды, и уходила, а он все говорил и говорил, а мне нужно было завтра утром быть на работе, хотя ему, может быть, было и не нужно».

Отец Гордона умер в 1918 году, сделав Гордона богатым и возвысив его до поста президента нескольких компаний. Спустя пять лет Гордон тоже умер в возрасте сорока лет после операции по удалению аппендикса. Он так и не женился. В своем завещании он оставил все свое состояние, 1,5 млн долларов, на «учреждение института Battelle Memorial», деятельность которого должна была быть посвящена «образованию и стимулированию творческой и научно-исследовательской работы, а также совершению открытий и изобретений в области угольной, черной, стальной, цинковой металлургии и смежных отраслей промышленности». Первоначальными попечителями института были президент Уоррен Дж. Хардинг, друг семьи, умерший еще до первого заседания совета, и мать Гордона, которая умерла через два года. Мать Гордона завещала проекту еще 2,1 млн долларов. Институт – в новом здании и с двадцатью работниками – открылся летом 1929 года, как раз накануне великого финансового краха. Первым директором был Гораций Жилетт, который прежде управлял Национальным бюро стандартов США и когда-то сотрудничал с Эдисоном. В хвалебной брошюре, описывающей историю института и изданной в начале 1970-х годов, говорится: «То, что Артур Мюррей сделал для бальных танцев, Эскоф-фер – для "высокой кухни" и Эмили Пост – для социальной защиты, Жилетт сделал для металлургии».