Через две недели подобного существования у Лары осталось одно желание: ворваться посреди ночи в комнату Клео, изображающей собственное отсутствие, и проорать: «Здесь тебе не гостиница, так дальше не пойдет, чао!»

По пятницам и субботам она продолжала в «Канели» обслуживать Клео, но даже там никакого взаимопонимания между ними не возникло. Заметив, что Лара не включила в счет ее порцию пирога, Клео указала ей на ошибку. Лара тихонько – Дельфина вертелась поблизости – шепнула ей, что это не ошибка. В тот же вечер Клео постучалась к ней в комнату и сказала, что не любит быть у кого-то в долгу и будет платить свою долю, как все.

Господи, из-за куска пирога с кабачками и стакана колы? Слушай, а ты не перегибаешь палку? Знала бы ты, сколько денег каждый вечер оседает в кассе, не стала бы волноваться за судьбу «Канели». Дельфина гордится своей любовью к искусству, вот пусть и докажет свою любовь и поддержит артистку! Клео покачала головой: нет, ей не нужны ничьи милости. Ей ни от кого ничего не нужно.

На следующей неделе Лара принесла Клео вместе со счетом соленую карамель: ты же не откажешься? Клео вспыхнула, краска, как восходящее солнце, залила ее лицо от шеи до лба.

Они постепенно приспосабливались к совместному проживанию. Клео записывала, кто звонил Ларе; Лара не прикасалась к пакету крекеров Тис на полке кухонного шкафа: поздние ужины Клео состояли из вредной готовой еды.

Порой у Клео выдавались особенно трудные дни. Она сидела у себя в комнате, ничего не ела, не ходила на занятия и выглядела совершенно разбитой. «У тебя месячные? – интересовалась Лара. – Плохое настроение?» Может, Лара ее чем-то обидела? Клео качала головой. Завтра все пройдет.

Мать Лары удивлялась тому, что дочь не выяснила, в каком балете танцует Клео – классическом, стиле модерн, современном? Разве она ее не спрашивала? Ведь это так интересно – знать, как протекает повседневная жизнь артистки. Лара рассказала о телевизионных варьете и, видя разочарование матери, – значит, Клео не настоящая балерина? – добавила, что наверняка для нее это временная работа. Она солгала, как другие лгут, что у них диплом по философии, или уменьшают в резюме свой возраст, – защищая себя.

Декабрьским субботним вечером Лара была дома одна. В 20:30 она привычным с детства жестом взяла пульт от телевизора. По средам передавали «Капитана Харлока», по субботам – «Елисейские Поля». Раздался грохот ударных, и пошли титры. На афишной тумбе сменяли друг друга лица гостей, а на эспланаде Трокадеро появились порхающие танцовщики, которых Лара обслуживала каждую пятницу. Мишель Дрюкер – галстук-бабочка и красный платок в нагрудном кармане, – судя по всему, в последний момент поставленный в известность о содержании программы, тихим сбивчивым голосом объявил о начале «уникального вечера» и выступлении «замечательной» балетной труппы Малько.

На заднем плане, в левом углу экрана, стояла Клео, которую Лара узнала не сразу; она улыбалась застывшей улыбкой, плохо вязавшейся с тяжко вздымающейся грудью. Голову она склонила набок, став похожей на девочку с картины XVIII века – детское личико, пронизанное царственным спокойствием, как будто ребенка раздели и нарядили в черный бюстгальтер, расшитый блестками, и коротенькие кожаные шортики.

Однажды Лара спросила Клео, как можно оценить уровень танцовщицы. Что имеет значение – быстрота движений, гибкость, изящество? Сейчас, сидя перед экраном, она поняла, что дело в другом – в умении удерживать на себе восхищенное внимание миллионов, в числе которых была и она, Лара. В умении внушать остальным желание стать Клео – такой же ловкой, подтянутой, точной и волнующей.

По бедрам Клео, затянутым в черную лайкру, бежали финальные титры; она обнимала другую танцовщицу, платиновую блондинку, обе улыбались лакированными алыми улыбками, пряча взгляд под наклеенными густыми ресницами. Камера немного пометалась между ними двумя и остановилась на Клео, крупным планом показала ее сияющую кожу, а затем рассекла танцовщицу на фрагменты позолоченной картинки: грудь, бедра, туго стянутая узкая талия… Субботним вечером французскому зрителю подавали разделанную на части Клео.

Как-то в январе, в понедельник, Лара вернулась с марша и обнаружила Клео на кухне; та сидела с чашкой чаю; по France Info передавали, что акция закончилась столкновениями с полицией. С ее друзьями все в порядке? А она сама как?

У Лары болела нога – ей пришлось долго бежать; глаза щипало от слезоточивого газа, и она не испытывала ни малейшего желания подбирать обтекаемые выражения, чтобы не пугать соседку, столь далекую от политики. Но Клео больше не задала ей ни одного вопроса и приготовила чай, потешно налетев на деревянную спинку стула, когда бросилась к закипевшему чайнику. Она наполнила целлофановый пакет кубиками льда, завернула его в тряпку и обвязала распухшую лодыжку Лары. Задрав штанину детской голубой пижамы, она показала Ларе свою костлявую ногу с пальцами, похожими на когти хищной птицы, и объяснила, какие упражнения надо делать; там семьсот связок, их надо тренировать. Потом надавила Ларе большим пальцем в свод стопы здоровой ноги – это хорошо помогает сбросить напряжение, если не чувствуешь боли, значит, ничего страшного не произошло. Лара улыбнулась: а это правило применимо к другим сферам жизни?

Перед тем как уйти спать, Клео сунула голову в приоткрытую дверь ее комнаты:

– Да, если не больно, значит, серьезных нарушений нет.

Ларе казалось, что танцующее создание, на которое она каждую субботу смотрела по телевизору, не имеет ничего общего с ее соседкой. Сдержанность Клео она воспринимала как обман: танцовщица бросала сладострастные взгляды на певиц, рядом с которыми танцевала, но, едва ступив за порог квартиры, превращалась в примерную девочку.

Клео пробуждала в Ларе противоречивые чувства, терзавшие ее в ранней юности: непреодолимое желание стать своей для девчонки, по которой сохли все парни, и презрение к той, по кому эти парни сохли.

В четырнадцать лет Лара с радостью воспользовалась приглашением косметолога из «Галери Лафайет» на бесплатный макияж. Она до сих пор помнила удовольствие, которое ей доставила серьезность, с какой они обе выбирали оттенок губной помады – ярко-красный, коралловый, бордо?

Когда она пришла домой, отец расхохотался: «Что это за клоунский вид?»

Лара собирала фотографии Ванессы Паради – к разочарованию родителей, огорченных дурным вкусом дочери.

В университете считалось хорошим тоном издеваться над нетвердой походкой студенток, вышагивавших на высоких каблуках. Лара носила неизменные черные штаны, безразмерный темный свитер и кроссовки. Активисты сочинили текст, прославлявший андрогинность и осуждавший потворство диктату женственности. Андрогинность, удивилась Клео, прочитав это. Лара и ее подруги одевались как их соратники-мужчины, но не наоборот; это не андрогинность, а преобладание мужского стиля. Разве наличие груди делает Лару неполноценной?

Что до Клео, то она меняла не только обличье, но и сексуальную принадлежность. В субботу вечером, когда, стоя в трусах и майке перед зеркалом в ванной комнате, она снимала макияж, становились видны ее налитые трицепсы и выступающие на запястьях вены. Жирный крем стирал с лица лакированную улыбку и завлекающий взгляд. Утром, когда Клео просыпалась, в уголках глаз у нее еще поблескивали остатки голубых теней.