– Здорово, ханурики, – сказал Даниил. –Гудите?

– Как паровозы! – радостно заоралХрусталев. – Евгения, мечи на пень! – Он отшвырнул пустую бутылку, начетвереньках добрел до ручья и вытащил две новых. – Так выпьем же заШумер! Видал, что в городе делается? Ну, погоди, ну, помрет император, околеетмаленько, я же из Вукола краковской колбасы наверчу!

Опорожнили. Съели по шашлычку. На деревьях каркали исвиристели охранники.

– Цыц, пернатые! – гаркнул Хрусталев, и птичийгомон стих. – Ох, Данька, Данька, что за жизнь у охранника, непредставляешь ты себе… – Он звучно икнул и продолжал с цыганскимнадрывом. – Каждого подозревай, на каждого смотри волком, жди пакости отлюбого, весь свет во врагах держи. Иногда сам на себя покосишься: а почему этахаря все трется возле императора, кто таков, откуда и зачем? Эх, пошло оно всев…

Женя мимоходом залепила ему подзатыльник, и Хрусталевпокорно умолк. Вытянув еще бутылку, он заплакал и, загибая пальцы, путаясь вдатах, ошибаясь в именах, принялся перечислять самодержцев, в результатенедосмотра охраны померших от апоплексического удара, несварения желудка,прежестокой колики и общей меланхолии организма. Временами он начиналматюгаться, но Женя была наготове, и подзатыльники прилетали как раз вовремя.

– А все почему? Недостаточно бдим, мать их… –Хрусталев блаженно улыбнулся очередному подзатыльнику. – А Вукола я всеодно пришибу. Деленда эст.

Человек он был от природы добрый, ранимый, а жизнь и долгпонимал исключительно прямолинейно – охранять подлежащего его заботамимператора, не жалея души и сил, а при необходимости и жизни. Он и охранял.Изобретательно и неустанно, с использованием всех чудес технической мысли. Онтерпеть не мог Морлокова, по убеждениям был стойким республиканцем, нотщательно это скрывал, потому что принес присягу на верность императорскомудому…

– Вот, смотри! – Хрусталев ткнул пальцем. –Ты скажешь, что это благонамеренный лесной обыватель? Может быть. Я же обязанподозревать, что это – агент. Эй ты, руки вверх!

На том бережку встал на дыбки заяц и с любопытством взирална генерала. Хрусталев достал пистолет. Вокруг зайца взлетели мох и песок. Заяцневредимо сидел. Хрусталев звонко защелкнул новую обойму, высадил и ее. Заяцсидел. Потом презрительно прищурил и без того косые глаза, плюнул и,непристойно повиливая задом, направился в кусты.

– Охрана! – взревел Хрусталев.

Охранники понеслись за зайцем, сталкиваясь и шумнопроламываясь сквозь бурелом. Лес наполнился уханьем, гоготом, топотом исвистом.

– Вот такая работа, – печально сказалХрусталев. – Брать отпечатки пальцев у леших и водовозных кляч, шарахатьсяот теней, разгонять метлой привидения и выть на луну. А тот, кого ты охраняешь,никому не нужен, даже себе самому, и сиди гадай, откуда придет то, что нассметет, – должно же нас что-то вымести поганой метлой по причине нашейполной никчемности?

Лицо у него набрякло и покраснело, а упрямые серые глазаоставались осмысленными и трезвыми. Иногда Даниил его упорно не понимал – когдаон валял ванечку, когда говорил серьезно.

Подошла Женя, присела на корточки, пересчитала пустыебутылки:

– Семь. Ох, генерал, начну я тебя от алкоголизмалечить…

– Вылечи меня лучше от дурных предчувствий, –Хрусталев невозмутимо откручивал проволочку. – Женечка, милая, когда же тыпоймешь – если не буду периодически отключаться, я с ума сойду, с ума сбегу…Перейдем на коньяк?

– Я тебе перейду, – грозно пообещала Женя. –Жрите пока что послабее. Даниил, это и к тебе относится – я вас боюсьвременами, кажется, будто вы мертвые, психи этакие…

Она ушла возиться с новыми шашлыками. Хрусталев, подмигнувДаниилу, извлек из сапога старый нетабельный револьвер. Вставил один патрон,раскрутил барабан, уткнул дуло в висок и нажал на спуск. Сухо, противнощелкнуло. Хрусталев горстью смахнул со лба пот и сунул наган Даниилу.

Даниил с замиранием сердца повторил его манипуляции.Щелкнуло, словно сломалась кость. Он помотал головой, ощущая во рту поганыйпривкус медной дверной ручки.

Незаметно подошедшая Женя вырвала у него наган, забросила вречку. Что есть силы ударила по лицу его, потом Хрусталева, ушла в машину изаплакала.

Смущенно переглядываясь, они допили коньяк. Издалидоносились топот, вопли и хруст сучьев – охота на длинноухого агента продолжалась.Хрусталев подпер щеку ладонью, сделал жалостливое бабье лицо и заголосилтоненько:

– Мой костер в тумане светит, искры гаснут на лету…

– Ну почему я тебя до сих пор не бросила, алкашнесчастный, – печально поинтересовалась Женя.

– Потому что я тебя люблю, – сказалХрусталев. – Чисто и нежно. Сам удивляюсь. Слушай, Женька, если я умру –ты умрешь за компанию?

– Ага, – сказала Женя. – Обязательно инепременно. А пока ты еще живой, иди ты к черту… Пойду за грибами, надоели мневаши пьяные рожи, господа офицеры. На шашлыки поглядывайте – подгорят.

Взяла лукошко и ушла в лес.

– Коньячком, молодые люди, господа военные, неразодолжите ли? – послышался сзади вкрадчивый козлетон.

Рядом сидел на перевернутом ведре неизвестно откудавзявшийся старичок в полосатых шароварах и драненьком армяке – маленький такой,морщинистый такой, с седой бороденкой и колючими молодыми глазами. Даниилнедоуменно подумал: почему он назвал нас обоих военными, когда в форме одинПашка?

– Эт-то что за явление хлюста народу? – спокойнопоинтересовался Хрусталев и поднял свой «Ауто Маг» – огромнющую американскуюмашинку с силой удара пули в сто шестьдесят пять килограммов, дурудлинноствольную.

– Тихо, милай, – сказал старичок, и от вкрадчивойвластности его голоса массивная американская дура опустилась сама собой.

– Шашлычки сними, подгорают. Ну, первая колом, втораясоколом?

Как-то само по себе получилось, что деда автоматическиприняли в компанию. Он с удовольствием выпил два стакашка, сжевал палочкушашлыка и предложил:

– Погадать, ребята?

Они переглянулись и кивнули. Дед добыл из недр армякапригоршню потрепанных старомодных карт, разметал их на донышке ведра покакой-то хитрой системе, дул на них, подравнивал, перекладывал. Закончив,полюбовался и спросил:

– На что – на смерть или на жизнь?

– На смерть, – шепотом попросил Хрусталев.

– Ага, – вгляделся дед. – Ехал «мусор» нателеге, а телега на боку… Так вот, не будет тебе смерти ни от ножа, ни от пули,ни от яда, ни от воды. Смерть тебе будет знатная, синяя, на большом стечениинарода и в лихой коловерти…

– А точнее?

– Точнее в женской бане, там все напоказ, – вескосказал дед. – Народная мудрость – она, мусор, туманнее… А тебе… – Онпосмотрел на Даниила. – Тебе, касатик, смерть будет серая и тусклая, несущаяся…Прощевайте, робяты, спасибочко за алкоголь, покедова, тудыть вашу вхрендибобер. Эскьюз ми, ежели что не так, и оревуар!