«Да он прямо Левушку Нарышкина затмевает! Экий галантный экземпляр!»

Попыталась отвлечься, вроде бы слушает, что ей говорят, а вот ответить – никак, занял мысли поляк! Танцует, смеется… А взгляд так и ищет гостя.

«Только бы не заметили! Только бы… Ах! Была не была! Уж больно хорош!»

– Ваше Высочество, осторожно, – прошептал голос друга ей на ухо, Екатерина обернулась – за спиной стоял Нарышкин.

– Что вы сказали? – притворилась непонимающей Екатерина, потупив глаза.

– Ай-яй, румянец выдает ваше сильное волнение. А длинные ресницы трепещут в смущении! Берегитесь завистников, душа моя! – Нарышкин нежно поцеловал руку великой княжны. – Нужно быть слепым, чтобы не увидеть молнии, которые вы посылаете в сторону гостя, а он в ответ, когда вы не смотрите на него, ищет вас взглядом. Но мне его жаль…

– Вы фантазер! – рассмеялась Екатерина, но, услышав последнюю фразу, не удержалась, спросила: – Почему вам его жаль?

– Предсказываю: он как мотылек обожжет свои крылья… – загадочно прикрыл глаза Нарышкин и, подхватив Екатерину, увлек ее на балкон.

Приятная ночная свежесть остудила великую княгиню, она сделала шаг в темноту, обернулась к Нарышкину и погрозила ему пальчиком:

– Скорее всего, кто-то кому-то сделает выговор за вашу вольность! – это был намек на императрицу, которая требовала соблюдения приличий.

– Пострадать ради дамы – что может быть лучше? – поклонился Нарышкин, взмахнув рукой, словно снял шляпу, а когда выпрямился, указал вглубь, в полумрак, где виднелась высокая фигура. – Я постою под дверью, Ваше Высочество, с вами очень хотят поговорить, уделите аудиенцию несчастному мотыльку. И личная просьба – не сожгите ему крылья…

Екатерина с замиранием сердца сделала несколько шагов к силуэту.

«Понятовский?! Неужели он?! Но как посмел?!»

Это действительно был Станислав Понятовский. Он понимал, что нарушает все мыслимые правила этикета, но не мог совладать с южным темпераментом, доставшимся от предков, – итальянская кровь прадеда – авантюриста Джузеппе Торелли бушевала внутри и толкала на безумства.

– Сударь? – подошла Екатерина на расстояние шага. – Вы очень дерзки!

Понятовский вздохнул и опустился на одно колено, чем вынудил Екатерину отойти назад.

– Простите меня, Ваше Императорское Высочество, простите мою дерзость, но вы настолько красивы, я ослеплен…

– Зачем вы меня позвали? Встаньте!

– Не смею. – Понятовский поднял голову, но было темно, и Екатерина не могла рассмотреть выражение его лица.

– Я попросил своего друга помочь. Мне лишь только сказать вам – вы прекрасны, вы – само совершенство!

– И для этого вы заманили меня, нарушив этикет?

– Поверьте, если бы не Нарышкин, я бы похитил вас!

– Для чего? – Екатерина занялась любимым делом – кокетством и флиртом.

– Чтобы объясниться в любви, – сказал Понятовский, робко беря ее за руку и припадая с поцелуем. Обычное объяснение, но слова гостя прозвучали убедительно, без фальши и привычной шутки.

– Вы можете мне не верить, однако я говорю правду, так бывает.

– Мы видимся впервые! Вас недавно представили ко двору государыни!

– И я ловлю каждую секунду счастья, – поднялся с колена Понятовский, не отпуская рук великой княгини, которая пыталась понять, что творится с нею, почему она не повернулась и не ушла. Почему позволяет незнакомцу, иностранцу держать себя за руки! Неслыханно, она сошла с ума, она навеки погубит свою репутацию! Нужно немедленно уходить и отругать Левушку! Да-да, она выскажет ему все, что думает о таком нахальстве. Но…

Как нежны поцелуи…

Какие ласковые, волшебные у него руки!

Как волнительно!

«Что со мною? У меня кружится голова от обычного поцелуя руки?!»

– Остановитесь! Вы перешли всякие границы!

«Флирт – хорошо, но не так же сразу!»

– Простите мою горячность! – Понятовский тут же покорно отпустил великую княгиню. – Я вдруг разом потерял голову, со мною такое впервые…

– Вы настолько юны?

– Нет. Всего лишь беззащитен перед вами…

– Прощайте! – Екатерина решила сбежать.

Да, рядом прогуливался Нарышкин.

Да, Левушка предупредит.

Да, это обычный флирт!

И еще сто тысяч «да», если бы не было так волнительно стоять рядом с этим поляком, если бы внутри, от одного взгляда на гостя, не начинало трепетать нечто незнакомое, одновременно пугающее и завораживающее. Если бы она могла твердо сказать, повторив шутку Левушки, что мотылек – Понятовский, а не она…

«Вот же негодник!» – улыбалась Екатерина, прочтя письмо Нарышкина с трогательными извинениями, что утопили текст. Левушка сообщал, что заболел и никак не может прибыть ко двору. Но что-то было в его письме не так… Екатерина ощущала: ту или иную фразу Левочка не мог бы и в бреду написать, а вопрос о Вольтере окончательно убедил ее, что пишет кто-то другой. Но раз ее не поставили в известность, а решили разыграть, великая княгиня решила в свою очередь подыграть шутникам. Так началась ее ежедневная переписка с лже-Левочкой. Больному исправно отправлялись банки с вареньем из запасов императорской кухни, подробно давались ответы на философские вопросы, был даже небольшой спор. Переписка настолько интриговала и развлекала Екатерину, что она позабыла о грусти окончательно, открывая для себя неведомого человека, стоящего за письмами из дома Нарышкиных. Смутные подозрения постепенно таяли, с каждым новым посланием она все больше склонялась к мысли, что пишет ей Понятовский. И тем внимательнее она вчитывалась, пыталась разобраться в его характере, взглядах и интересах. Его фразы говорили о самостоятельности и зрелости мысли, представляли Понятовского начитанным и образованным человеком, с которым есть о чем поговорить и обсудить. За две недели то ли мнимой, то ли реальной болезни Нарышкина Екатерина поняла, что ей нестерпимо хочется живого общения с переписчиком, ей мало писем, в которых помимо умных фраз проскальзывает настоящий интерес к ней.

Наконец-то Левочка появился! Екатерина едва сдержала эмоции, бившие через край, и не проговорилась.

– Ваше Высочество, я совершенно здоров и непомерно счастлив вновь служить вам!

– А я рада видеть вас, Лев Александрович! Без вас так грустно и откровенно скучно при дворе, – протянула руку Екатерина. Нарышкин поклонился и припал для поцелуя, тут же великая княжна почувствовала, как в ладонь ей вложили записку. Она сжала кулачок и замерла. Кругом фрейлины, глаза и уши настороже, и куда ж спрятать?!

Нарышкин продолжал стоять перед великой княгиней и наслаждаться ее замешательством, что рисовалось различными сменами эмоций на лице и увеличившимися большими глазами. По лицу Левочки расползалась довольная и лукавая улыбка.