Путники остановились у «Золотого самородка». Уэйн внимательно осмотрел пустынную улицу, похожую на раскаленную топку «крайслера». С беспокойством он ждал, что сейчас что-то произойдет. Подъехал Джи-эм на «бьюике», крепко обнимая встревоженную Ксерокс, которая прижимала к себе ребенка. К ним присоединился Пепсодент, чьи глаза блестели в сумраке, как два прожектора. Развязались веревки, придерживающие крыло планера, и Уэйн вдруг подумал, что все они – лишь жалкая цирковая труппа со скромным авиашоу, которая приехала на курорт в межсезонье. Лас-Вегас превосходил его самые смелые ожидания. Возможно, распорядители казино и гангстеры, покинувшие город век назад, просто забыли выключить свет, и с тех пор это неоновое ущелье заряжается от гигантской невидимой батареи, подпитываемой счастливыми криками азартных игроков…

– Уэйн… – Анна нервно качнула головой. – Какое-то безумие. Может, все уснули?

Уэйн мысленно считал молчаливые балконы отелей. Показалось, или там что-то движется?

– Никто тут не спит, Анна. Это был город без часов. – Уэйн стукнул кулаком по стеклу. – Послушай!

Где-то поблизости играла музыка, затем раздались аплодисменты. Ночной воздух прорезал голос вокалиста, негромкий, но впечатляющий и откуда-то знакомый баритон.

Через пять минут все вылезли из машин и с опаской направились ко входу в отель «Сахара». В ярко освещенном безлюдном фойе еще отчетливее слышались звуки концерта, энергичные хлопки зрителей, уверенный и задорный голос конферансье, болтающего между номерами. Уэйн поманил рукой напуганных кочевников, которые никак не хотели отходить от паровых машин, и зашел в гостиницу вместе с Анной и Макнэром. Тишина окружала колеса рулетки и карточные столы. На нетронутом зеленом сукне лежали аккуратные стопки фишек, переливающихся в свете ламп.

Перед тем как войти в зрительный зал, Анна взяла Уэйна за руку и вдруг посмотрела на него с тревогой, будто желая пробудить от полного опасностей сна.

– Уэйн, это же… Ну, ты его помнишь!

Они замерли в тени у плотных штор, глядя на освещенную сцену. За столиками сидели богато одетые люди, в основном средних лет. Певец в лоснящемся черном смокинге покачивался в свете прожектора. На самой пронзительной строчке он прижал микрофон к губам и откинул голову назад.

– Но куда важнее то, что я делал все…

Зал взорвался аплодисментами, радостные крики публики заглушили последние слова песни. Даже официанты не удержались и захлопали, как и скрипачи, опустившие свои инструменты. Вокалист поклонился, а один из зрителей, крупный румяный мужчина в клетчатом костюме и с сигарой в руке, даже встал из-за стола и снял шляпу. Женщины с сиреневатыми волосами промакивали глаза платочками.

– Бог ты мой! – Макнэр с изумлением узнал певца и протиснулся вперед. – Синатра!

Уэйн уже понял, кто этот полный лысеющий человек. Синатра в позднем периоде творчества, Синатра времени бесконечных прощальных и благодарственных концертов, когда Америка цеплялась за последних великих кумиров, олицетворяющих ее уверенность в себе, и поэтому заставляла снова и снова выходить на сцену. Аплодисменты не затихали, но официанты вернулись к работе, продолжив разносить напитки. Оркестр снова заиграл.

– Уэйн… – взглядом Анна пыталась найти выход. – Куда мы попали?

– Подожди! – Уэйн показал на скользящий луч прожектора. – Смотри.

Синатра развернулся к кулисам, потянув за собой микрофонный кабель, и позвал кого-то взмахом правой руки, щелкая при этом пальцами левой в такт музыке. Из-за занавеса элегантно появился красивый мужчина в смокинге, не выпускающий из рук сигарету и бокал.

– Леди и джентльмены… – Синатра показал, чтобы публика притихла. – Хочу представить вам моего старого друга, которого Богарт однажды назвал собутыльником собутыльника – Дин Мартин!

Взбудораженный аплодисментами и музыкой, Уэйн внимательно смотрел на разворачивающееся представление. Появился элегантный мужчина. Луч снова метнулся к кулисам, дирижер поднял палочку, и под крещендо на сцену скромно вышла симпатичная юная девушка в клетчатом платье и темно-красных туфлях. Ее волосы были завязаны в два обаятельных хвостика. Она позволила Синатре поцеловать ее и опустила взгляд вниз, будто желая удостовериться, что ее обувь никуда не подевалась.

Девушку Уэйн тоже сразу узнал – Джуди Гарленд. Зрители встречали ее бурными аплодисментами, техасец опять снял шляпу и махал сигарой, синеволосые женщины снова всплакнули. Синатра вернул микрофон на стойку, взял своих друзей за руки, и последний припев они спели вместе.

Крепко обнимая Анну за плечи, Уэйн смотрел на сверкающую сцену. Его переполняли эмоции, но вел он себя спокойно, Макнэр же просто обезумел и тряс головой так, словно хотел спрятаться внутри собственной бороды.

Анна отпряла в сторону.

– Что происходит, Уэйн? Мы попали в прошлое?

– Вряд ли, Анна. Хотя вполне логично…

Уэйн улыбнулся своим мыслям. Вот бы и правда вернуться назад, скажем, в 1976 год, где еще остался нетронутым кусочек Америки, о которой он столько мечтал. Даже в заросшем джунглями Лас-Вегасе… Синатра и Дин Мартин, почему нет? Но Джуди Гарленд? Рядом со зрелым Синатрой и Мартином могла бы петь ее дочь, но никак не Гарленд, которую прикончили наркотики и алкоголь. А тут она вдруг в образе светловолосой девчушки из «Волшебника страны Оз». Да и с чего вдруг задумчивой молодой Джуди подпевать такой дерзкой, самодовольной песне? Они принадлежали одному поколению, эта девочка из Канзас-Сити, пробившаяся в стан звезд, и парень, тоже родом из Канзаса, но совсем другой по характеру.

Отпустив Анну, Уэйн осмотрелся и вдруг почувствовал, что все это – какая-то злая шутка, несправедливая кара. В каком-то смысле они пели его песню, а Уэйн был так же доволен собой, как престарелый Синатра.

– Знаешь, Анна, я всегда хотел познакомиться с Синатрой…

– Уэйн, нельзя же…

Он не обратил внимания на ее слова и побежал вниз по застеленным ковром ступенькам центрального прохода. Официанты даже не попытались остановить молодого человека, а зрители не заметили, как он прошел к сцене над оркестровой ямой. Звенели голоса троих певцов, каждая молекула воздуха была заряжена оглушительной музыкой. Уэйн замер в свете прожекторов, но ни Синатра, ни Дин Мартин его не видели. Именно такими он запомнил их лица из журналов про кино – загорелыми, с безупречным гримом.

– Мистер Синатра… – Уэйн протянул руку, стараясь перекричать песню. – Разрешите представиться…

Синатра сделал шаг вперед, глядя мимо Уэйна. Щелкая пальцами в такт завершающим нотам, он задел локтем плечо Уэйна. Синатра резко повернулся, потеряв равновесие на негнущихся ногах, и врезался в Дина Мартина, опрокинул его бокал и задел лодыжку Джуди Гарленд. Затем повалился спиной на пол и продолжил петь и жестикулировать. Его взгляд при этом не выражал никаких эмоций.

Прожекторы замигали, лучи света рассеялись. Все катилось к чертям с роскошью, присущей дорогому отелю. Музыканты остались без партитур, скрипачи молча ломали смычки и выдергивали струны из инструментов, тромбонист проглотил мундштук, дирижер проткнул себе глаз палочкой. Лежа на спине, Синатра подергивал ногами и смотрел в потолок.