– Верно, – согласился Дьявол. – Ну, пойдем отсюда.

Он направился вверх по тропе. Или вниз. Ханна с дедушкой пошли следом. Спустя несколько минут вдали показались железные ворота. Ханна с облегчением вздохнула, да и остальные чуть расслабились и зашагали быстрее.

Ханна последней прошла через ворота и, переступив порог, обернулась, потому что ей послышалось, будто ее окликнули.

– Не смей, – сказал дедушка. – Никогда не оборачивайся. Никогда и ни за что.

Дьявол закрыл ворота и сунул ладонь в замок. Когда замок защелкнулся, у Ханны возникло ощущение, будто она спускается по лестнице, но там оказывается на одну ступеньку меньше, чем предполагалось.

И внутри было пусто и очень грустно.

Когда все выбрались из ущелья, Дьявол несколько минут о чем-то поговорил с Душегрызом. Бес уныло кивнул и поковылял обратно, охранять расщелину в глуши.

А все остальные отправились в долгий путь к машине.

Час за часом Дьявол вел машину по темной пустоте. Дедушка велел Ханне сесть на переднее сиденье, поближе к печке. Печка почти не грела, но Ханна все равно была благодарна дедушке.

Все молчали. Наконец, когда машина пересекла второй бесконечный участок леса, Ханна решила, что теперь они отъехали на безопасное расстояние и можно задать вопрос.

– А что там произошло?

– Ты потерялась позади, – сказал дедушка.

– Я отстала?

– Нет. Потерялась. В Позади.

Ханна повернулась и уставилась на него:

– А ты выяснил, что случилось с машиной?

– Нет. Я выяснил только, что все гораздо хуже, чем мы думали.

Дьявол не отводил глаз от дороги, едва заметной в лучах фар, что боролись с кромешной темнотой. Ханна никогда не видела такой сосредоточенности.

– Что происходит? – спросила она Дьявола.

Он долго не отвечал, а потом с превеликой неохотой произнес:

– Не знаю.

В город они вернулись перед рассветом, как вчера, когда уезжали в аэропорт, поэтому Ханна попробовала притвориться, что ничего такого не случилось, просто она по простительной неосторожности запамятовала день, так что жизнь может продолжаться, как ни в чем не бывало.

В гостиничном вестибюле они направились к лифту, но тут зазвонил дедушкин телефон. Дедушка ответил на звонок, выслушал собеседника, отошел в сторону и снова начал слушать, не сводя глаз с Ханны.

Наконец он закончил разговор и ненадолго замер в растерянности. Потом снова подошел к Ханне.

– Что?

– Ты только не волнуйся, – сказал он.

Ханна сразу же заволновалась:

– Что-то случилось с мамой?

– Нет. Позвонила Зои. Твой отец пропал.

В начале было слово. А что делать, если слова не приходят? Если не знаешь, что случится дальше?

Главное – продолжать печатать.

Стиву это было известно. Надо просто продолжать делать дело. Так устроена жизнь, двигатель времени. Вздох следует за вздохом. День следует за ночью. Надо проверять домашние задания и готовить школьные завтраки. Надо покупать еду. А прежде чем все это сделать, надо заправить бензобак, а за машину надо платить, и твоим родителям или кому-то постороннему с железными нервами надо учить тебя водить автомобиль.

Одно следует за другим. То следует за этим.

И лишь спустя много времени начинаешь понимать, что ни «одно», ни «другое», ни «то», ни «это» не имеют никакого значения и что все время уходит попросту на «следование». Что бы ты ни делал, что бы ты ни сказал, все это приведет к чему-то другому, и еще, и еще, – и не успеешь оглянуться, как выведешь какое-нибудь смелое предложение в неизведанный простор и понесешься по дороге в будущее, которое создаешь для себя слово за словом.

До тех пор, пока слова не перестанут приходить.

Она была красивой. Красивой и какой-то неуемной, глубоко внутри. Красивой, смелой, иногда дерзкой, но всегда очень практичной и, в общем, как считал Стив, из той категории, до которой ему было очень далеко. Он пытался утешить себя мыслью, что их категории, возможно, находятся в относительной близости, вроде как породы собак. Говорят, в каждой собаке есть что-то от волка, но если пользоваться этой аналогией, то Стив был одомашнен, и его волчьи повадки выражались лишь невольным подрагиванием лап, когда он, утомленный работой в поле, устало дремал у очага. А внутренний волк Кристен заставлял ее каждый вечер бегать вдоль забора, принюхиваться к холодному ветру с гор, звал на поиски приключений. На волю.

И все-таки они сошлись. Сошлись и начали создавать полотно своей жизни, с одной и той же страницы. Когда тебе двадцать, кажется, что пишешь карандашом, всего лишь первые наброски, интересный черновик. Делаешь все уверенно. Знаешь, что ты силен, необычен и уникален, что у тебя есть власть над небом и землей и что чудесное будущее уже в руках или ты его рано или поздно ухватишь, когда-нибудь, совсем скоро, но потом.

И тогда решительно берешь экзистенциальный карандаш и пишешь пару первых предложений, может быть первый абзац. И убеждаешь свою спутницу жизни тоже взяться за карандаш, стать соавтором этого импровизированного приключения, увлекательной прекрасной игры. Пишешь и пишешь, и все легко, и не успеешь оглянуться, как дошел уже до шестнадцатой главы, и это замечательно, потому что столько всего сделал, просто великолепно… или будет хорошо, нужно только найти время и подредактировать…

А потом, за обедом в Лос-Гатосе, внезапно понимаешь, что это не черновик, что жена тебя больше не любит и что все это время ты писал несмываемыми чернилами.

Но до того как все это происходит, ты женишься, и довольно рано. Появляется ребенок. Ты работаешь. Покупаешь дом. Становишься осторожным в выборе друзей. Приобретаешь дом побольше. Отдаешь предпочтение какому-то сорту растворимого кофе. Обзаводишься горным велосипедом и потом жалеешь, что им не пользуешься. Привычно ездишь в Биг-Сур и развешиваешь свои мечты по скалам и утесам.

Делаешь все это, уверяешь всех и себя самого, что это серьезно, что есть чем гордиться, что ты повзрослел – мама, папа, смотрите, как у меня здорово получается! – но на самом деле все до сих пор кажется игрой, бесконечным маскарадом. И постепенно осознаешь, что по большей части все это – не настоящий выбор, а слово за словом в предложении, которое имеет какой-то смысл во время написания. А может быть, все просто… случается.

И невольно начинаешь опасаться, ведь делая то, что имеет смысл, слово за словом, вязнешь в предложениях, которые ведут совсем не туда, куда тебе хочется. Но в этом нет ничего страшного, потому что ты их контролируешь. Жизнь – творческое занятие, о чем тебе постоянно напоминают фотомемы, «Твиттер» и полки книжных магазинов, уставленные бестселлерами. «Ты – творец своей судьбы». Поэтому решаешь серьезно оценить проделанную работу, радуясь, что повзрослел и поумнел, хватаешь Ластик Зрелости и склоняешься над написанным, чтобы внести несколько мелких изменений и вернуться к задуманному повествованию.