Водитель Тарасов, мигом сообразивший, о чем речь, хихикнул –впрочем, почтительно, едва слышно, исключительно ради того, чтобы создать усвоих пассажиров впечатление, что он не просто винтик своего автомобиля, ночеловек, облеченный особым доверием начальства и посвященный во многие такиедела, в которые – вы только подумайте! – не посвящен и сам товарищ подполковник.Ну что ж, поскольку Тарасова в ведомственном гараже на улице Воробьева с «эмки»пересадили на «Паккард», ясное дело, что особого доверия он вполне достоин.

– Был случай в Запалихе, – пояснил Поляков. – Как разнакануне фашистские самолеты к Энску прорвались, кружили над Автозаводом, ноотбомбиться не удалось: кого сбили, кто ушел. И вот один из этих ушедшихпромчался с ужасающим грохотом над Запалихой и скрылся. Уже наступали сумерки.Бабенки, которые прятались в подполах да под крылечками, высунулись – и увиделина фоне серого неба над кронами деревьев парашют с темным силуэтом. Решив, чтоэто диверсант, подняли весь боевой состав деревни и по телефону вызвали нас.

– Какой же там боевой состав? – удивился подполковник.

– Ну, бабы, мальчишки – известно какой, – пожал плечамиПоляков. – Вдобавок у них там жил некий престарелый вояка – ветеранГражданской. Работал в школе инструктором военной подготовки, учебное ружжо унего сохранилось – времен империалистической войны. Выстроив бабенок у крыльцаконторы, стал он их обучать, как обращаться с оружием…

– С этим ружжом , что ли? – усмехнулся Храмов.

– Ну да, что имелось в наличии, то и осваивали. Наконецветеран счел боевую подготовку законченной и повел группу захвата в лес. Всюночь его команда прочесывала лес, и только когда стало светать, на одном издеревьев кто-то увидел парашют с длинным узким цилиндром зажигалки. К счастью,она не взорвалась. На фоне вечернего неба зажигалку приняли за человека. Такчто обошлось!

– Комедия… – пробормотал подполковник.

Поляков кивнул, подумав, что для него та поездка обернуласьтрагедией – трагедией в Кузнечной пристани. И в очередной раз проклял себя зато, что не вырвался к дяде Грише раньше, не увез его со строительства укреплений.

Вместо него вывез оттуда Ольгу Аксакову.

«Интересно, уехала она из города или вернулась в госпиталь?Теперь многие уезжают, после того, как разрешили свободную эвакуацию женщин идетей. Раньше-то эвакуация запрещалась под страхом репрессий! Это и называется– хорошая мина при плохой игре. Оставить детей и женщин под бомбами – значитпризнать, что мы непобедимы. Чушь собачья!»

Как всегда, от таких мыслей взяла тоска, и Поляков уставилсяв окно, будто надеялся разглядеть там что-то веселое.

Какое веселое в этакое непогодье?!

Стекла машины затянуло рябой пеленой. Зима наступала,отступала, снова наступала. То ли никак не могла одолеть осень, то ли лениласьвойти в силу. После первых заморозков потеплело, на деревьях кое-где ещедержались зеленые листья. Они были накрепко прихвачены морозом и увяли, однаковпечатление производили нарядное, этакий привет минувшего лета. Ближе к концудекабря вдруг захолодало, выпал снег, но тетя Паша, соседка Полякова, уверенноговорила: «И этот сойдет, только третий ляжет!» Так и вышло: внезапно потеплелоснова, дождь схватился со снегом и пересилил его, снова кругом сделалосьгрязно, скользко и зябко. Декабрь называется!

Машину занесло.

– Ну и дорога, – виновато пробормотал Тарасов, выравниваясь.

– Ну и бездорожье, – уточнил подполковник. – У вас естьзакурить, майор? Забыл папиросы.

Поляков протянул пачку «Норда».

– Ишь ты! – удивился Храмов. – В спецторге брали?

– Да.

– Надо жену туда отправить. Самому недосуг. Да и ей, правда,тоже. Она учительница, вечно времени нет. Чуть что – «у меня тетрадки», «у меняклассный час…». Конечно, новое место, новая школа. Совершенно забросила мужа, –проворчал подполковник, без малейшего, впрочем, оттенка раздражения. Виднобыло, что он любит жену и гордится тем, что «у нее тетрадки, у нее классныйчас». И даже то, что она «забросила мужа», его нисколько не злит.

– Мне проще, – усмехнулся Поляков. – Соседка в спецторгбегает. Она пенсионерка, для нее это развлечение.

«А вдобавок перепадает от пайка», – не сговариваясь,подумали все.

Ну так само собой. А что такого? Дело житейское, особенносейчас, в войну.

– Вы не женаты? – спросил подполковник.

– Нет.

– А что так?

– Да так как-то, – пожал плечами Поляков. – Не нашел еще.

– Или вас не нашли, – сказал подполковник.

– Или, – согласился Поляков.

– Вам лет сколько? – спросил Храмов.

– Я с седьмого года.

– Ого! Тридцать четыре! Как же вас еще никто не поймал накрючок? – удивился подполковник.

– Не могу знать, товарищ подполковник! – холодно ответилПоляков, и Храмов счел нужным как можно глубже затянуться, чтобы скрытьнеловкость: ему очень откровенно дали понять, чтобы не лез не в свои дела.

Тарасов, который отлично знал, что поголовно все незамужниебуфетчицы, телефонистки, машинистки и прочий женский состав Энского управленияНКВД (и от них не отстают дочки и сестры сотрудников) не просто беспрестаннозакидывают крючки, но и ставят сети, чтобы уловить в них майора Полякова,покосился на него в зеркало со скрытой насмешкой. «Такого небось поймаешь! –думал он. – И что бабы в нем находят? Тощий, злой, глаз черный, как у дьявола…Бабы ласку любят, что кошки, а от этого разве дождешься ласки?! А вот знать бы,что у него с той, которую мы из Кузнечной пристани увезли? Уж больно страшнаяона была по сравнению с нашими-то кралечками… Ох, Тасечка-буфетчица, ох, спасунет… Вот кралечка! Так бы и сожрал всю! Как она за ним увивается, за этиммайором, а он будто каменный!»

Машину снова занесло, и Тарасов, позабыв про каменногомайора Полякова и Тасечку-буфетчицу, стал внимательней смотреть на дорогу.

Пассажиры курили молча, размышляя о том, что предстоит…

Час назад из Чкаловска сообщили о появлении самолета,который сбросил четверых парашютистов. Их не заметили – стояла глубокаябезлунная ночь, – однако под утро в райотдел милиции, не сговариваясь, порозньявились трое из них. Явились с повинной – заброшены из тыла врага с цельюосуществления разведывательной и диверсионной деятельности. Четвертыйпарашютист исчез.