Ему не нравилась моя самодеятельность, граничащая с самоубийством, но он меня понимал. Он никогда бы не стал генералом, если бы не ценил жизнь подчиненных наравне с собственной. Солдаты не идут умирать за трусов. Граф поднял руку, и поток ветра отнес меня чуть дальше, чтобы я не оцарапалась о борт корабля, удержал над морем, лаская и ободряя, и исчез, отпуская. Я не слишком красиво плюхнулась в воду, чтобы быть закрученной в жадный водоворот и утянутой вниз. Тяжесть воды становилась невыносимой, дыхание никак не могло прийти в норму, казалось, противоречивое подводное течение разорвет мое тело, несмотря на всю магию.

Я уже мысленно прощалась с родными и ставила себе памятник, который несомненно возведут в назидание другим отчаянным глупцам, как мягкая сила вытянула меня из водоворота.

«Когда становится опасно, уходи на глубину», — раздался голос из закрытой пасти.

Голос, который могла слышать только я. Синие огни глаз чак-чо были единственным ярким пятном в этой ожившей тени. Лоснящееся черное тело казалось еще больше, чем при нашей последней встрече.

«Ты здесь! Я так скучала», — и ринулась в объятия к существу, едва ли не самому опасному средь известных миру созданию. Чак-чо положил голову мне на плечо.

«Я всегда был недалеко», — объяснил зверь, ластившийся ко мне, как домашний котенок. Наверное, тоже скучал.

«Ты хочешь укротить стихию?» — спросил он.

Мы опускались в глубину моря все ниже и ниже, темный след на поверхности воды от днища корабля казался все меньше. Магия уже начала изменять мое тело, зрение обострилось, плыть становилось все легче, значит, выросли перепонки. Чем дольше я пробуду под водой, тем сильнее будут заметны изменения.

«Я должна спасти людей».

«Они дороги твоему сердцу?»

«Нет. Но они не должны умереть».

«Почему?»

«Это несправедливо».

Чак-чо кивнул. Я знала, люди ему не слишком нравятся. На таких, как он, часто охотились — кожа волшебного зверя ценилась выше золота. Когда мы познакомились, я думала, что спасаю его от браконьеров, но на самом деле надо было браконьеров спасать от него.

«Море не возьмешь силой. Море не возьмешь ложью. Если хочешь подчинить стихию, дай ей себя уничтожить», — процитировал чак-чо отрывок из какой-то книги.

Этот зверь с человеческим разумом изъяснялся, словно придворный лет триста назад: мне в руки попадался трактат, в котором писатель изъяснялся как чак-чо, он был магом воды, жившим задолго до моего рождения.

Если мой морской друг говорил буквально, и я должна принести себя в жертву морю, то тогда бы все водные маги жили бы до первого серьезного колдовства. Значит, зверь имел в виду нечто иное, вот пояснять не намеревался. Я прислушалась к магии в себе — мой внутренний океан, как ни странно, оставался спокойным. Новость о том, что друзья живы, все еще ласкала сердце. Если бы был способ дать бушующему океану мое спокойствие…

Чак-чо, которого я не раз ловила на чтении своих мыслей, изрек: «Ничего не берется из ничего и в никуда не уходит. В мире стихий правит равновесие. Ты не заставишь море успокоиться, но можешь вобрать в себя ураган». Зверь подплыл ближе, позволил схватиться за его шею, ткнулся носом мне в грудь, в место сосредоточения магии, и я услышала: «Магию творит не разум, ее создает твоя душа». И мы поплыли вверх, туда, где волны грозили перевернуть корабль, где небо с морем будто сговорились умертвить нас, принести в жертву вечно голодным богам глубины. В этой черной пучине я вдруг ощутила себя столь беззащитной, что первым желанием было поддаться панике и снова уйти на дно.

Закрыв глаза, я отдалась на волю противоречия между бушующим морем вокруг и спокойствием внутри себя. Чак-чо был рядом, помогая мне держаться на плаву и творить магию.

«Дай ей себя уничтожить».

И я отдалась на милость волн, позволяя морю делать со мной что хочет — играть, тянуть вглубь, подбрасывать вверх. И отдала не только свое легкое тело, а прислушалась к стихии душой и впустила бурю в сердце. Она входила мучительно, весь гнев стихии не мог поместиться в моем маленьком теле. Я взвыла от боли и крепче схватилась за чак-чо. А потом зверь сам сжал зубами ворот моего платья, не позволяя морю разъединить нас. Я кричала и кричала, а стихия заглушала мои вопли шумом волн. И когда, казалось, боль разорвет меня изнутри, и я вот-вот сойду с ума, она прекратилась. А вместе с ней утих и шторм.

Море успокоилось, тучи исчезли, ветер, до этого рвавший паруса, который нерадивый юнга так и не спустил, исчез в неизвестном направлении. Буря закончилась, все остались живы. Но я чувствовала такую слабость, что не могла шевелиться, а корабль был слишком далеко.

— Держись за меня, донесу тебя до судна, — произнес чак-чо вслух.

Я обхватила зверя за шею, мех был теплым.

«Учиться настоящей магии больно. Ты все еще хочешь этого?»

Мы были уже неподалеку от корабля, когда раздались людские крики. Нас увидели. Роах подлетел к кромке воды в стремлении забрать меня, но чак-чо утробно зарычал.

— Маримар! Ты в порядке? — закричал граф.

— Мари! — вторил ему принц с корабля. В отличие от графа тот в воду не торопился, но по изумленным золотым глазам я поняла: он знал, как выглядит чак-чо и что из себя представляет. — Роах, ей не причинят вреда. Это чак-чо, зверь истинного правителя.

Последние слова дались принцу нелегко. Еще бы, к императору чак-чо не явился, и тот пустил слух, что все эти существа вымерли, поэтому больше не сторожат престол. Перед глазами принца плыло живое доказательство лживости его отца.

Зверь произнес: «Держись очень крепко» и, удостоверившись, что я надежно ухватилась руками, совершил немыслимый прыжок и оказался на палубе. Приземлился чак-чо так мягко, будто даже на суше он плыл, а не шел.

Тавр опустился на одно колено, склонил голову и произнес:

— Не думал, что когда-нибудь доведется увидеть тебя.

Затем поднялся и направился ко мне, медленно, словно пытаясь проверить, не воспринимает ли его чак-чо как угрозу. Зверь нервно дернул длинным черным хвостом, но и только, позволив принцу обнять меня.

— Как ты, мой маленький истинный правитель? — Тавр с неким благоговением убрал мокрую прядь волос с лица.

Зверь отошел, не спуская синих угольков глаз с Роаха. Длинный широкий хвост раздраженно ходил ходуном, как у любого представителя семейства кошачьих, когда те не в духе.

— Хочу есть, — озвучила первую мысль, отвечавшую на вопрос о моем самочувствии.

Принц рассмеялся и поцеловал меня в холодный нос.

— Дайте принцессе все лучшее из припасов. Она сегодня спасла ваши жизни!

Команда засуетилась, торопясь исполнить приказ, что получалось не очень-то хорошо, учитывая, сколько они выпили.

Чак-чо внимательно оглядел меня, толкнул лобастой головой, и в сознании прозвенели слова: «Я ухожу, но знай, я всегда с тобой рядом. Берегись мага воздуха, он все разрушит».