– Да.

Джейми выбрал этот момент, чтобы издать капризный крик.

– У него простуда.

– Позволь мне…

Она смотрела, как он склонился над кроваткой и достал оттуда плачущего ребенка с осторожностью, которую обычно приберегают для неразорвавшейся бомбы.

Устроив его на своем широком плече, он начал мягко похлопывать его по спинке. Ее сердце сжалось.

Когда‑нибудь у него будут свои дети, подумала она, и ей захотелось заплакать.

– Я делаю что‑то не так? – спросил он, увидев, что она на него смотрит.

Флора проглотила комок в горле.

– О нет, все нормально, – сказала она, схватив детское одеяло – первое, что попалось под руку, – и начиная складывать его так, словно от идеально ровных складок зависела вся ее жизнь. – В Скае тебе всегда будут рады. Ты должен быть частью жизни Джейми.

Флора почувствовала произошедшую в нем перемену еще до того, как услышала:

– А я и собираюсь ею быть.

Возможно, Джейми это тоже почувствовал, потому что снова всхлипнул, когда его положили обратно в кроватку.

Айво смотрел, как Флора придвинула к кроватке стул. Вместе они нашли умопомрачительную страсть, и только мысль о ее потере заставила его так отреагировать на ее идею о возвращении на остров.

Но таков был план. В конце концов, Флора должна была исчезнуть из его жизни, из жизни Джейми.

Было ли это справедливо по отношению к Джейми?

Ведь ребенок нуждается не только в заботе нянек, но и в женском влиянии.

Он тряхнул головой; в некотором смысле план Сальваторе был проще.

Потому что Сальваторе сходит с ума. Ну а ты, Айво?

– Возможно, ему потребуется время, чтобы успокоиться.

– А где ты собираешься провести ночь… там? – Айво показал в сторону лифта, ведущего в комнаты для нянь, расположенные этажом выше. – Или ты все же готова принять помощь?

Она отогнала от себя фривольный образ нянек, выстроившихся в очередь, чтобы, как пожарные, скользнуть вниз по шесту в развевающихся кружевных фартуках, и покачала головой.

– Но ты можешь принять помощь. Ты не должна изображать из себя чудо‑женщину или быть слишком усталой и вымотанной, чтобы получать удовольствие от игры с ребенком.

Что он имел в виду? Что она выглядит измученной, или не слишком веселой, или и то и другое вместе?

– Ну… или я мог бы помочь, – услышал он свой голос.

Это предложение заставило ее улыбнуться.

– А ты знаешь, где один конец подгузника, а где другой? – спросила она, забыв, что несколько недель назад она тоже этого не знала. Было приятно хоть в чем‑то почувствовать свое превосходство. – Занимайся тем, что у тебя хорошо получается.

– В постели я очень хорош. По крайней мере, мне так недавно сказали.

Ее щеки вспыхнули. Опустив ресницы, она спряталась за ними, как за щитом, но не раньше, чем Айво успел заметить желание в синих глубинах ее глаз.

Втягивая воздух через трепещущие ноздри, он боролся, чтобы обуздать свое либидо.

Если бы на ее месте была другая женщина, он мог бы заподозрить ее в использовании тонко рассчитанной техники соблазнения, но Флора ничего не знала об этом или какой силой она обладала.

– Ты действительно думаешь, что сейчас подходящий момент… для таких вещей?

Поразительный контраст между чувственным посланием ее глаз и чопорными манерами заставил его рассмеяться.

– Возможно, ты права.

Она решила, что одна уступка заслуживала другой.

– Возможно, не помешала бы еще одна пара рук. Из тех, что знают, что делают.

Девушка, которая принесла ей еду, застенчиво улыбнулась и поставила поднос на столик на балконе.

– Няня Эмили говорит, что вам нужны калории, что вы слишком худая. Я же считаю, что у вас прекрасная фигура, – смело добавила она, переходя разделяющую их линию.

– Спасибо.

Флора подняла серебряную крышку. Что бы там ни было в этом травянистом соусе, но аромат был приятный. Она посмотрела на этикетку на винной бутылке рядом с единственным бокалом; видимо, няня Эмили не видела никакой дисгармонии между заботой о ребенке и бокалом хорошего вина.

Но нужно быть очень храброй, чтобы спорить с женщиной, которая излучала обнадеживающее спокойствие и свободно говорила по‑итальянски с йоркширским акцентом, что придавало ее речи особый колорит.

Она сделала этот день намного легче, но Флора настояла, что ночью она подежурит сама, отказавшись от услуг ночной няни.

Ее беспокоило, как быстро она привыкла к существованию ночных нянь и не возражала, когда няня Эмили застелила в детской узкую кровать.

Флора съела свой одинокий ужин, позволив себе один бокал вина, что, возможно, было ошибкой, потому что вдруг обнаружила, что ей себя ужасно жалко. И вовсе не потому, что она не привыкла есть одна, – у нее было достаточно подобного опыта, к тому же няня Эмили предложила остаться и составить ей компанию.

Только это была не няня Эмили, которую она представляла себе сидящей напротив нее в гостиной.

Покачав головой, Флора допила остатки вина и вернулась в спальню. В спальне была радионяня, но она все равно пошла проведать Джейми. Он крепко спал, его бедный маленький носик покраснел, но затылок, когда она к нему прикоснулась, показался ей уже не таким горячим.

Она отрегулировала скорость вентилятора и подошла к аккуратно застеленной кровати. Она не стала раздеваться, хотя кто‑то уже принес из ее комнаты ночную одежду, а просто легла поверх одеяла, собираясь ненадолго дать отдых глазам.

Судя по всему, Сальваторе не спал. Его камердинер, маленький человечек с хмурым лицом, казалось бы, давно уже должен был догадаться, что что‑то не так. Тем не менее, когда Айво спросил, почему он стоит в коридоре в час ночи, он ответил, что его хозяин закрылся от него, как если бы это было в порядке вещей.

– Я просто жду, чтобы узнать…

Айво покачал головой:

– Идите спать, а я проверю, не надо ли ему что‑нибудь.

– Я должен подготовить его одежду к завтрашнему дню.

– Идите спать, – еще раз повторил Айво.

Дверь была заперта, но Айво вошел через боковую дверь, которая вела прямо в кабинет. Там никого не было, но не это удивило Айво, а царящий на столе беспорядок. Он еще никогда не видел этого огромного стола без аккуратных стопок бумаг и ровных рядов остро заточенных карандашей.

В гостиной ревел телевизор, но Сальваторе там тоже не было. В конце концов он нашел его. Он сидел на табурете в спальне, уставившись в стену пустым взглядом.