Айво ничего не сказал.

– Завтра, мистер Греко, – продолжал он, – мы, возможно, уже не сможем подтвердить, что Сальваторе Греко в таком состоянии, когда он способен принимать самостоятельные решения. Светлые промежутки становятся все более короткими. Боюсь, что время истекает.

Документы были подписаны через два часа после встречи с адвокатами и Рамоном, который выступил в роли свидетеля.

– Ну вот, дело сделано.

Айво промолчал.

– Ну и как ты себя чувствуешь, мой мальчик, когда старик наконец‑то там, где ему и надлежит быть? – усмехнулся Сальваторе.

Внезапно Айво почувствовал злость.

– Так вот, значит, как ты обо мне думаешь!

– О нет. Я был бы счастлив, если бы это было так. Ты такой мягкий, Бруно, ты всегда таким был. Ты позволяешь эмоциям брать верх над здравым смыслом.

Гнев Айво исчез.

– Я Айво, дедушка.

Старик отвел взгляд.

– Какая разница… Я не сказал тебе, потому что не хотел, чтобы кто‑то знал, что Сальваторе Греко слабоумный идиот, которого скоро нужно будет кормить с ложки. – Его голос дрогнул.

Айво отвернулся, пока его дед боролся с подступившими к горлу слезами.

Он никогда не видел его плачущим. Он был наполнен чувством беспомощности, которого никогда не знал раньше.

– Ты никому не скажешь. Поклянись мне, Айво.

Айво повернулся к нему:

– Клянусь тебе.

– Дай мне еще немного времени, прежде чем мои враги начнут праздновать. – Он помолчал. – Ну и что ты можешь сказать о ребенке?

– Джейми… он очень милый.

– И ты, конечно, женишься на этой девушке.

Айво покачал головой:

– Нет.

– Я так и думал. Ты коварный дьявол. Ты получил это от меня. Этот ребенок… он похож… на своего отца?

Айво видел, как Сальваторе пытается вспомнить имя внука.

«Как я мог раньше ничего не замечать?»

Под влиянием импульса он пересек комнату и подошел к деду.

– Дед…

Старик поднял руки, его губы презрительно скривились.

– Только без сантиментов. Я пока еще не совсем ненормальный.

Айво отступил.

– Так‑то лучше. Пожалуй, я посплю. Когда прибудет мальчик?

– Они уже здесь.

– Тогда мы завтра вместе поужинаем. – Он коротко усмехнулся и с понимающей улыбкой посмотрел на внука. – Ты уже спишь с ней?.. О боже, когда ты вот так смотришь на меня сверху вниз, ты напоминаешь мне моего отца. Я был главным разочарованием в его жизни, ничего для него не было достаточно хорошо… – Его голос оборвался. – Все слишком вульгарно и грубо.

Прошло несколько минут, прежде чем Айво понял, что Сальваторе заснул.

Когда он вышел, Рамон ждал его возле двери.

– Он спит, – сказал Айво.

– Он быстро устает.

Они обменялись понимающими взглядами. Айво сделал несколько шагов, прежде чем реальность обрушилась на него; теперь вся империя была под его ответственностью.

Апартаменты, куда их поместили, занимали три этажа и включали в себя два гостевых номера, столовую, жилую комнату, кухню, мини‑кухню, дневную детскую комнату, детскую спальню, лифт в комнаты нянь и лифт на первый этаж.

Когда ее спросили, подходит ли ей это, она улыбнулась и сказала:

– Прямо как целый дом.

Никто не улыбнулся ее шутке, но, во всяком случае, ее оставили в покое.

Она сразу же сосредоточилась на ближайших приоритетах. Первым делом она искупала и покормила Джейми, после чего он сразу заснул.

Следующим был горячий душ. Каким облегчением было снять с себя одежду и ступить под горячую воду после того, как она устояла перед искушением залезть в старинную медную ванну. Долгое купание было не для такого случая, когда вот‑вот должен был появиться Айво, чтобы отправиться вместе с ней на ужин с Сальваторе.

Когда после душа, завернувшись в махровый халат, она вошла в гостиную, на столе ее ждали горячий кофе, маленькие бутерброды и печенье.

Она налила себе кофе, сделала глоток и, взяв бутерброд, направилась в спальню. Запах лаванды защекотал ее ноздри, когда она открыла дверцу большого платяного шкафа. Пока она занималась ребенком и принимала душ, кто‑то распаковал ее вещи, которые выглядели совершенно потерянными в этом огромном пространстве.

Она доела бутерброд, который оказался очень вкусным, и выбрала платье из белого льна с неброским рисунком в виде ромбовидного узора и с квадратным вырезом.

Справившись с молнией, она разгладила ткань и посмотрела на себя в зеркало. Похожа ли она на женщину, которой Айво Греко мог сделать предложение?

Судя по его фотографиям в окружении длинноногих фотомоделей, которые она видела в Интернете, ответ был один – нет.

«Или ты говоришь о том, кого бы он мог взять в постель?..»

Следом за этой непрошеной мыслью в ее сознании вспыхнуло воспоминание о том поцелуе, и ее взгляд упал на широкую кровать, доминирующую в комнате. Она подошла к ней и положила руку на гладкое шелковое покрывало.

Полузакрыв глаза, она представила там две фигуры, сплетенные в объятиях. Тряхнув головой, она попыталась избавиться от этой эротической галлюцинации. Дрожь пробежала по ее телу, когда она подняла руку к губам и провела пальцем по их контуру.

Что случилось с ней?

Ее дыхание стало поверхностным и неровным. Словно тот единственный поцелуй освободил что‑то внутри ее, то, над чем она теперь не имела никакого контроля.

Она взяла серебряную щетку и начала расчесывать волосы, сосредоточившись на длинных успокаивающих движениях, а не на угнетающих мыслях, что этот поцелуй был, пожалуй, самым потрясающим эротическим опытом в ее жизни. Что делало ее одной из самых несчастных двадцатипятилетних девственниц в мире. Сколько еще таких осталось за пределами монастырей?

– Ты просто анахронизм, Флора, – сказала она своему отражению в зеркале, – хотя выглядишь вполне нормально. – Она помахала щеткой перед зеркалом. – Веснушчатой, рыжей, но вполне нормальной.

Она расчесывала волосы до тех пор, пока они не зарядились статическим электричеством, образовав вокруг ее головы огненный нимб.

И она по‑прежнему чувствовала вкус его поцелуя.

С криком отвращения к себе она швырнула щетку через комнату. Щетка приземлилась на середину постели.

– Это нужно прекратить, Флора! – решительно сказала она и направилась к постели, чтобы забрать щетку.