– Не спится. – Он, казалось, ничуть не был удивлен, увидев в такой поздний час внука. – Кажется, они что‑то добавили в воду, – произнес он тоном заговорщика, – но я все равно увижу завтра ребенка… Они уже приехали?

– Да, дедушка. У ребенка насморк.

– Не зови докторов, они все шарлатаны.

Айво сжал пальцы так, что побелели костяшки пальцев. В детстве этот человек казался ему великаном. Его боялись, но уважали. Видеть его в таком состоянии было мучительно.

И все же были еще люди, которые уважали его, возможно, даже любили – что еще, кроме любви, могло заставить их продолжать служить ему с беспрекословной преданностью?

Но человек, которому они были преданны, разрушался на глазах.

– Как насчет того, чтобы пойти спать?

Прошло полтора часа, прежде чем Айво ушел; Сальваторе заснул, и Айво знал, что теперь вся ответственность лежала на нем. Но ему нужен был совет. Совет от людей, знавших об этой зловещей болезни.

Ему нужен был… Он миновал коридор, который вел к его комнатам.

Когда он вошел, свет в детской был приглушен. Он подошел к кроватке, где лежал ребенок, а потом к кушетке, где спала Флора.

Он остановился, глядя на ее лицо идеальной лепки. Ее красота была неотразима. Обманчивая хрупкость пробуждала в нем инстинкт защитника, хотя она была намного сильнее, чем казалась.

Что‑то внутри его отозвалось на ее красоту так же, как и в первый раз, когда он ее увидел. Тогда он был так же бессилен против этого, как и сейчас.

По его телу пробежала дрожь.

Какого черта ты здесь делаешь, Айво?

Но сейчас он не мог анализировать. Он был эмоционально опустошен встречей с Сальваторе и действовал на автопилоте. Инстинкты привели его сюда и продолжали свою работу.

Кушетка была узкой, но он проскользнул в пространство рядом со стеной и, обхватив рукой за талию, притянул ее к себе. Ее мягкое тело приспособилось к его углам, когда она повернула голову и ее глаза открылись.

– Айво… – Ее голос, хриплый от сна, был не громче шепота.

Он приложил палец к ее губам:

– Шш…

Напряжение покинуло ее тело, она закрыла глаза, положила голову ему на плечо, что‑то пробормотала и снова погрузилась в сон.

Он лежал рядом с ней, ощущая запах ее волос, мягкость ее тела, и чувствовал, как его охватывает что‑то близкое к умиротворению.

Он понятия не имел, что его привело сюда… а может, притянуло? Идея потерять себя в женском теле еще имела смысл, но такие несексуальные объятия были вне его опыта. Так он и заснул, не успев разобраться в этом, под тихое, ровное дыхание Флоры.

Проснулся он оттого, что его рука, на которой она лежала, затекла и онемела.

Он вытащил руку и соскользнул с узкой кровати. Он смотрел на ее лицо и чувствовал, как внутри его вновь нарастают эмоции.

От усилий сдержать их его лоб покрылся испариной.

Он был на грани падения в неизбежную ловушку.

Ложь – это все равно ложь, а плохое решение – это все равно плохое решение. Все это проистекало из глупого желания людей романтизировать то, что было просто инстинктом.

Он хотел, он нуждался в сексе. Не было ничего плохого в желании секса; плохо было тогда, когда вы представляли, что это будет продолжаться всю жизнь.

У человека есть выбор, напомнил он себе. Когда ты один, ты сильный. Не надо полагаться ни на кого, чтобы он сделал тебя счастливым. Любовь – это ловушка или прибежище слабых.

Он всегда умел отделять эмоции от базовых инстинктов, например, таких, как секс. И тут он понял. Это было настолько очевидно, что даже странно, почему он раньше этого не увидел.

Он посмотрел на детскую кроватку. Он чувствовал связь, потому что там действительно была связь. Не глубокая, многозначительная, с хором ангелов на небесах, но чисто физическая. Джейми!

Он издал долгий шипящий вздох облегчения.

Он не оглянулся назад. Ему больше ничего не надо было себе доказывать.

Там, где штора не была задернута, в комнату просачивался холодный утренний свет. Снаружи доносились звуки утреннего птичьего хора. Флора зевнула и потянулась, напрягая затекшие мышцы.

И тут ее глаза распахнулись.

Может, ей это приснилось?

Воспоминания проплывали перед ее глазами, словно в тумане. Ей казалось, что ее обнимали, она чувствовала себя в тепле и безопасности.

– Доброе утро, дорогая. Ну как прошла ночь?

– Няня… – Флора приняла сидячее положение, свесив ноги с узкой кушетки. – Он проспал всю ночь, вот и все, – призналась она, пытаясь стряхнуть с ладони прилипшую к ней… пуговицу? Но это была не пуговица.

На ее ладони лежала медная запонка, которую она видела на белоснежной рубашке Айво.

Она сунула запонку в карман джинсов, встала и подошла к детской кроватке.

Значит, это был не сон.

Ее лихорадило. Когда пришел Айво и как долго он здесь пробыл?

– Иди прими душ, дорогая, и позавтракай. А я его покормлю и дождусь врача.

По пути в детскую Айво заглянул в кабинет Сальваторе. Сегодня он уже навел кое‑какие предварительные справки. Теперь он понимал, что кого‑то все же придется посвятить в эту тайну.

Но в этом и заключалась проблема: это была тайна.

Ужин ей принесли в то же время, что и накануне. Но только она подняла крышку, как дверь открылась и в комнату вошел Айво. Он забрал у нее из руки крышку и снова накрыл блюдо.

– Это выглядит ужасно.

Она задержала дыхание, прежде чем поднять глаза на стоявшего перед ней мужчину, который выглядел чертовски привлекательно.

Открытый ворот белой рубашки под светло‑серым элегантным костюмом был сигналом для ее гормонов.

Она сглотнула и провела языком по пересохшим губам.

– По‑моему, выглядит вполне аппетитно.

Он взял бутылку вина и посмотрел на этикетку.

– Думаю, мы могли бы позволить себе и получше.

– Я не пью. – Она не собиралась менять свои привычки. – Пей сам.

– Я за рулем.

– Тогда не буду тебя задерживать, – сказала она, чувствуя себя дурой, на мгновение подумав, что он пришел составить ей компанию.

Он выдвинул стул и сел на него верхом.

– Сегодня мы ужинаем в ресторане.

Она покачала головой:

– Исключено.

– Почему?

– Разве не понятно?