за нападение в собственном доме, — сердито ответил я, — считай, что нам можно верить. Тем более, это не я и не Быков сдавали твой дом. Мне ты не сказал ни слова, да и Алану тоже.

— Тогда мне стоит извиниться перед вами обоими и перед вашей невестой тоже, барон. Вероятно, сложный разговор вам еще предстоит.

— Хорошо, что предстоит, значит не равнодушна, — ответил я Гавриле его же словами. — А вообще не надо всех людей под одну гребенку. Но сейчас нам надо решить, что делать. Опять отчитаться Алексею Николаевичу? Признать, что мы наговорили ему неправды, не очень хочется.

— Как-то неловко получается, — ответил Быков. — Часа не прошло, как ожил дворецкий. А завтра утром появился Родион. Потом найдется Аникита.

— И документ доделают, — закончил я. — Придется все равно самим разбираться. Наведаемся в полицейский участок. Узнаем про Ксенофонтова. Выясним по ориентировке на таинственную проверяющую на заводе. Полагаю, она тоже имеет отношение. Проверим и больницу. План составили?

— Составили. Готовы выполнять! — бодро ответил Гаврила, привстал, но охнул и сел обратно: — Но лекарство от боли не помешает. Кто так удар ставил?

— Уверен, ты его не знаешь, — с легкой усмешкой ответил я. Не называть же мне имя моего тренера по боксу из старого мира.

Глава 19. Три точки

Драка прошла практически бесследно внешне. Лицо осталось целым, да и Гавриле я не успел ничего свезти. Но вот согнуться или повернуться без резкой и внезапной боли оказалось не так-то просто.

Поэтому отправился потрошить свою аптечку, в которой у меня еще после общения с Трубецким осталось немало интересных медикаментов. Я ими не злоупотреблял, но иногда просто необходимо было избавиться от боли.

А потом, оставив сыщика и дворецкого на первом этаже, поднялся к Ане, настаивая на разговоре. И, пожалуй, это был первый тяжелый разговор за те полгода, что мы были знакомы.

Если опустить наш не самый короткий диалог и выделить самое главное, дочь императора выразила полное понимание моей ситуации, что я нахожусь меж двух огней. Но в то же самое время гиперответственность мою признать она не захотела.

— Всегда есть люди, которые справятся не хуже тебя. Но ты не желаешь этого понимать.

— Понимаю, но не могу бросить начатое. Тем более, что я солгал твоему отцу.

— Ошибся. Ты не знал, что Гаврила на самом деле жив, — ласково поправила меня Аня. Когда самая тяжелая часть беседы миновала, она снова вернула себе спокойствие.

— И точно так же я могу ошибаться и насчет всего остального. Потому я и пытаюсь проверить все досконально, прежде чем отправиться к твоему отцу снова. Сейчас он снял с меня это задание...

— Тем более, — она даже не стала дослушивать. — У тебя есть официальное разрешение не заниматься этим. И не создавать нам проблем. Но ты продолжаешь, потому что не понимаешь — есть и другие люди. Насколько опасно то, во что ты ввязался?

— Не хуже предыдущего, — слабо улыбнулся я.

— Вовсе не утешение, — нахмурилась Аня. — В любом деле есть свои риски, но повторения прошлой истории я не хочу.

— Я тоже. И потому занимаюсь этим делом сам. Пусть делают другие, но я хочу быть уверен, что мы не пропустим очередного Подбельского, не доведем еще до одного мятежа.

— Все мы этого опасаемся, но никто не знает, откуда ждать угрозы, — Аня пожала плечами.

Два гостя внизу явно старались стать невольными свидетелями происходящего, но решили, что их подвел слух. А потому долго молчали, прежде чем рискнули задавать вопросы, когда я спустился вниз и мы все вместе вышли на улицу.

— Лучше по делу, — ответил я.

Не хотелось говорить, что мы обсуждали. Приятного все равно было мало, даже в таком «легком» разговоре. Легкость, как и прежде, обеспечивало университетское образование в области психологии.

— Нам надо поговорить с полицией, как ни посмотри, — сказал Гаврила.

— Так, — подтвердил я и обернулся на Быкова. Тот кивнул:

— Я до сих пор ничего не нашел на Юлиана, да и когда мне?

— Хорошо, значит, ты тоже согласен, что нам надо выяснить лишь, кто такой этот Ксенофонтов? — уточнил я.

— Именно, — продолжил сыщик. — Но, сказать по правде, Владислав мне пришелся не по душе.

— Тебе все полицейские не по душе, — усмехнулся я. — Если нам надо узнать про этого несчастного, которого убили в квартире Тита, то не лучше ли окунуться в ту же среду, из которой он сам вышел? Предположу, что ничем законным он не занимался вовсе.

— У меня нет таких знакомств, — пожал плечами Гаврила.

— И на меня не смотри! — воскликнул сыщик.

— Ты свои контакты сдавать не будешь, это и так понятно, — проговорил я. — Ладно, я сам займусь этой персоной.

Это было проще всего, потому что с Вани я еще мог связаться, да и бабуля Четти ко мне неплохо относилась. А поговорить, не запрашивая силовой поддержки, можно всегда. И бесплатно.

— Вторая фигура у нас — проверяющая. Ни имени, ни чего-то другого, только внешность, и не более, — напомнил сыщик.

— Кто-то должен искать и ее. Но не заводе, туда... хм, Гаврилу, быть может, и пропустят, если не читали утренних газет, — ответил я.

— Пустят, куда они денутся, — расплылся в улыбке бывший дворецкий.

— Теперь насчет тебя самого — что по документам, которые должны были изобличать семейство?

— Не сейчас, еще рано, — ответил Гаврила. — Всему свое время.

— Значит, порешали. Ты идешь на завод, — заключил я. — А ты будешь по своим «каналам» уточнять все то же самое. И про семью Поликарповых, и про то, кто на самом деле был в квартире у Гаврилы, и про Ксенофонтова. Вдруг тоже что-нибудь всплывет.

— Разделимся, значит? — уточнил сыщик.

— Разделимся. Так будет гораздо эффективнее, чем шляться толпой по улицам.

— А встретимся потом где?

— В «Дохлом Удильщике» в портовом районе, — припомнил я памятное место, которое все же лишилось своего владельца, несмотря на его поразительную живучесть.

— Не Дитера ли это была таверна? — задумался Быков.

— Именно его. Но ростовщик погиб.

— Жалко немца, — вдруг произнес Гаврила. — Я любил