Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Учителя постарались извлечь из этой непростой ситуации максимальную пользу: старшим школьникам поручалось опекать младших, потихоньку упражняясь с ними в счете, чтении, письме и тому подобном. Таким образом учитель получал возможность какое-то время спокойно заниматься с одной группой и потом переключаться на другую.
Задача младших детей при таком раскладе состояла в том, чтобы взаимодействовать со старшими, а в случае непредвиденных затруднений соблюдать дисциплину и не мешать всему классу. Обучение представляло в этих школах единый процесс, в котором участвовали все без исключения, и каждый участник – будь то маленький ребенок или учитель – нес ответственность за успех всего дела.
Велико же было удивление ученых, когда в результате сравнительного анализа стало очевидно, что выпускники таких «второсортных» школ проявляют гораздо большую психологическую стабильность, чем выпускники престижных школ со всеми их профилактическими программами. Возможно, в высших учебных заведениях или университетах этим молодым людям из Техаса и приходилось подчас наверстывать знания, упущенные в школе. Но при этом они лучше адаптировались к социальному окружению, были более общительными и ответственными по сравнению со своими сверстниками, крайне редко прибегали к наркотикам, почти не совершали правонарушений и не делали попыток покончить жизнь самоубийством.
* * *
А вот второе наблюдение. На одном психологическом конгрессе с докладом на тему «Сдерживание насилия» выступил директор средней школы из Калифорнии. Это было волнующее выступление. Он рассказал об усиливающемся у него с годами чувстве подавленности и бессилия из-за вызывающе-провокационного поведения учеников во время уроков. Они задирают ноги на парты, пьют колу, жуют чипсы, смотрят в окно со скучающим видом и всячески дают понять, что тщательно продуманный учителем план урока и вся его «болтовня» не представляют для них никакого интереса, а школа – пустая трата времени. По мнению директора, за прошедшие четыре десятилетия такое недопустимое положение дел постепенно проложило себе дорогу и к настоящему моменту достигло апогея, так что теперь школе требуются скорее укротители и мастера карате, чем учителя с тонким вкусом и разносторонними интересами. Он признался, что в глубине души привык считать современную молодежь «потерянным поколением».
Но тон его доклада резко изменился, когда он перешел к рассказу о событии, открывшем ему глаза и заставившем по-новому взглянуть на своих учеников.
Однажды поблизости от школы произошел подземный толчок, что само по себе не редкость в таком сейсмоопасном регионе, как Калифорния. При этом обвалилось здание супермаркета. Подземный этаж, в котором находилось множество посетителей, был завален сверху каменными обломками, люди оказались взаперти. Поскольку была высока вероятность повреждения системы подачи воздуха в подземный этаж, требовалось принять самые срочные меры для освобождения людей из-под завалов. Чтобы поддержать немедленно приступившие к откапыванию пожарные команды, по улицам жилых кварталов ездила полиция и через громкоговорители призывала добровольцев принять участие в спасательных работах.
Как только этот призыв проник в школьный класс, все мальчики и девочки бросились на улицу, расхватали перчатки и ведра, вооружились кто лопатой, кто ломом, образовали цепочки и не покладая рук трудились всю ночь напролет, без ужина, без колы и чипсов. Никто и не заикнулся об усталости. Даже те, кто обычно враждовал между собой, работали плечом к плечу, одинаково переживали и одинаково радовались, когда снизу доносился голос и спустившемуся на канате пожарному удавалось поднять на поверхность очередного спасенного.
Рассказывая об этом с трибуны конгресса, директор школы не мог сдержать наворачивающиеся на глаза слезы. Свою речь он закончил такими словами: «Я должен попросить прощения у нашей молодежи. Это не „потерянное поколение“. У нас подрастают прекрасные молодые люди. Но с нашей школьной системой что-то не так. Мы подносим детям свои знания на блюдечке, а они этого не хотят. Они хотят сами быть первопроходцами, хотят что-то открывать, что-то познавать на собственном опыте. Но прежде всего, они хотят чувствовать себя нужными, важными для мира, хотят внести свой вклад в общее дело. Мы же предлагаем им, как большим младенцам, бутылочки со смесью из хорошо разжеванной информации, мнений, решений, удобств и развлечений».
* * *
И в том, и в другом случае перед детьми стояли конкретные личные задачи. От них требовалось приложить все свои силы и умения для помощи другим людям. Чтобы ответить на вызов, они должны были перешагнуть через границы собственного «я» («трансцендировать себя», как говорил Франкл) и даже вообще забыть о себе на какое-то время. Проблема их личного психологического комфорта отступила на задний план, а на первом месте оказались цели, связанные со сложившейся обстановкой и людьми вокруг. Именно это дало им силы. Именно это позволило им чуть-чуть вырасти над собой. Именно это сделало их довольными и счастливыми.
Нужно отметить и еще один общий момент. Как это ни удивительно, в обоих случаях исходный негатив (отсутствие школ в малонаселенной местности, землетрясение с драматическими последствиями) в итоге обернулся для подростков позитивом. Но в этом и состоит одна из странных закономерностей жизни.
Есть мнение, что, чтобы получить «правильное поведение» (в самом широком смысле), стоит прибегнуть к так называемому методу поощрения. Сделал «как нужно» – получил «пряник». Но насколько это работает?
С 1973 по 1986 год я работала в консультации по вопросам семьи и воспитания, из них девять лет в качестве заведующей. За это время мы совместно с педагогами-дефектологами испробовали множество программ, в том числе и программы поведенческой терапии при работе с аномальным поведением детей.
Помню девочку, которой разрешалось наклеить в свой календарь улыбающееся солнышко, если она в течение дня ни разу не поколотила своего маленького брата. Ей очень нравились наклейки, и агрессия прекратилась. Но горе, если ей случалось «нечаянно» ударить братика прямо с утра пораньше, – она тут же смекала, что сегодня все равно уже не получит солнышко, и с воодушевлением наверстывала упущенное за прошедшие недели. Разве можно считать такое «изменение поведения» успешным результатом психотерапевтического воздействия?
Помню мальчика, которому пообещали ежедневно выдавать по 50 пфеннигов за прилежно выполненное домашнее задание. Он копил деньги на портативный радиоприемник и начал очень стараться. Но одним воскресным днем к ним приехала бабушка и подарила внуку 30 марок. С тех пор мальчик опять стал делать уроки как попало, потому что денег на покупку приемника у него было уже достаточно. В психотерапевтическую программу срочно внесли изменения. Отныне мальчику за хорошо приготовленные уроки позволяли целый час слушать радио, если же он халтурил, то оставался без музыки. И на этот раз все шло более-менее успешно – пока радиоприемник ему не надоел. Он полюбил читать комиксы и теперь, кое-как нацарапав домашнее задание, заваливался на кровать с журналом в руках. Программу опять изменили, но я в этом больше не участвовала, потому что поняла: превращать исполнение ребенком своего маленького долга в предмет купли-продажи недопустимо. В конце концов, каждый человек должен когда-нибудь научиться выполнять свои обязанности, не требуя за это специального вознаграждения.