мы все здесь шикарим в синих костюмах, галстуки, крахмальные рубашки – а я увидел совсем иную картину – не может быть, да нет – это он! А тогда – там, вот ведь я вижу ясно, мы выезжаем под станцию Пологи; какая ночь была! И он предложил (как он мог командовать кем-то, бедняк!) машинисту остановить паровоз; было совершенно неожиданно такое его распоряжение, и тем более невероятно то, что он нам с Алексеем сказал:

– Братцы, я здесь останусь в кустах, только на обратном пути подберите меня, не бросьте, – и сошел с паровоза.

Мы даже не ответили ему ни слова. Бредовец – до сих пор на нем была фланелевая светло-серая гимнастерка, брюки из фланели какие-то зеленоватые и ботинки из парусины; видно, что он только что прибыл в роту – так как же его не экипировали, посылая в такую операцию! Да нет, солдаты третьей роты потом нам говорили, что уже более месяца его видали в роте. Капитан Симонов – а тут, как у всех, темно-синий костюм, галстук-бабочка. Выглядит хорошо, но скромно – ему не командовать и здесь.

– Капитан Симонов, здравия желаю! – приветствовал я его.

Как не подойти к офицеру, который был с нами… Прищурились глаза, морщина пошла по лбу – вспоминает? – конечно, это он. И вдруг слышу опять невероятное:

– Забудьте, что вы когда-либо видели меня в «Жел. бате».

Он явно смутился и хотел сбежать. Я подхватил его за локоть, и через момент мы сидели у нашего столика. Кругом никого – ведь там танцы! Что-то мы выпили, что было на столе, Симонов улыбнулся:

– А ведь я даже и вашей фамилии не знал – по сегодняшний день! – добавил он, а взгляд был туда, в ту ночь… – Так я вам кратко расскажу – и вы все, пожалуйста, забудьте, и то, что я был в «Жел. бате».

И рассказал кратко, и ясно, и совершенно добросердечно.

– Когда я увидел пред собой этих двух молодцов, первая мысль моя была: куда же мне идти в таком виде? Но поборол себя; но потом все же остался в пути… Помните, конечно. Это мне стоило больших переживаний, поверьте. Потом слышал гром взрывов, полным ходом подкатил паровоз, стал как вкопанный и меня подсадили в вагон. В роте доложил дежурному офицеру, что операция блестяще выполнена двумя чинами второй роты, вернул наган, который мне дал дежурный на дорогу. И по его предложению написал рапорт. Целую неделю, а то и больше меня никто не тревожил. Потом вызвали к командиру роты, конечно, это был конец августа. На столе у командира лежит целый ворох бумаг и наверху мой рапорт. И упрекает меня командир, что мой рапорт очень краток, пишете о чинах иной роты, не написали фамилий подрывников; тут мне прислали бумаги о награждении этих двух чинов, правда, у них есть и иные заслуги; тут блестящий отзыв генерала Туркула о них, в том смысле, что работа подрывников сорвала наступление красных бронепоездов и кавалерии, которое подготовлялось красными, используя наше положение, – все бронепоезда в ремонте, – наступление могло иметь совершенно исключительные последствия: прорыв прямо на Мелитополь и дальше; но в операции участвовал наш офицер, нашей роты – благоволите написать рапорт снова, чтобы я мог бы базироваться на нем. Тогда я, – говорит Симонов, – все чистосердечно рассказал командиру роты, что практически в операции не участвовал, что все сработали эти два молодца из второй роты, результат, как знаете, блестящий; результат: полное затишье на нашем фронте. Вот им обоим надлежит награда… Командир роты онемел; потом неожиданно для меня дает мне совет: «Капитан Симонов, вы отправляйтесь в Мелитополь в Саперную роту, в моем отношении я скажу, что у нас полный комплект, а там недостаток. В вашем послужном списке не будет значиться «Жел. бат». Так оно было – и вы забудьте, – закончил капитан Симонов и откланялся.

Спасибо генералу Туркулу за его поддержку и представление нас с Алексеем к наградам, к Георгиевскому кресту каждого. Пусть не удивляется тот, кто когда-нибудь прочтет эти строки, что я о наградах нам говорю. Каждый военный готов положить свою жизнь во Славу Родины. Из века в век и повсюду за «боевое дело» (через «ять», как писалось прежде!) присуждалась награда, благодарность – и тот, кто ее получал, был счастлив ее принять, тем более что мы на фронте служили добровольно. Награду за дело! Не наоборот! Мой отец, Юрий Александрович Аиперовский, будучи подполковником, служил воспитателем в Киевском Владимирском кадетском корпусе; и в июле 1915 года добровольно вернулся в артиллерию действующей армии. Орден Святого Владимира с мечами и бантом был его боевой наградой – и отец всегда его носил.

И был прав генерал Туркул, дав оценки произведенной операции под станцией Пологи. То, что произошло на нашем участке фронта 10 августа 1920 года – три полка пехоты произвели атаку на станцию Чокрак, перерезали нашу железнодорожную линию и тем дали возможность красным бронепоездам подойти на станцию Чакрак – это был синхронизированный маневр с наступлением бронепоездов и кавалерии со станции Пологи, – но там оно не состоялось. И потому у нас на фронте «захлебнулось», дальше не пошли и отошли за станцию Плавни, на исходные позиции. Если бы наступление красных имело бы успех, то дивизии Дроздовская, Корниловская и часть Марковской – оказались бы в железном мешке окружения: по обеим железным дорогам – Пологи – Токмак – Феодоровка и Плавни – Чакрак— Пришиб – Феодоровка работали на каждой дороге минимум по шесть бронепоездов красных. На нашей дороге стоял только «Жел. бат. 2», на Пологах – никого. Приход «Севастопольца» красные не ожидали, а нам он – увы! – не помог. И погиб. План красных был подготовлен прекрасно – наша армия была бы «преждевременно» уничтожена, на Крым дорога была бы открыта красным. Но план сорвался.

Поскольку Алексей и я непосредственно участвовали в «срыве плана» на обоих направлениях, носили бы крестик на груди с большой гордостью, но, как видим, судьба решила иначе, и даже не столько судьба: судьба нам дала надежду на награду, но все «шумиха с наградами» в «Жел. бате» и общее положение на фронте того времени – все отодвинуло в вечность… Но главное то, что мы там были, пережили то, что было «дело боевое»… а потом еще была новая эпопея.

* * *

Операция красных на этом участке фронта не удалась – было полное затишье. Наша позиция продвинулась к взорванному мосту через реку Конская – тут даже не было той