о том, что пропаганда вовсе, по-видимому, не нужна и пусть-де население судит о власти по делам ее. Редаготы, инфоты, осоготы и иже с ними исчезли с лица земли. Все было заменено опять одним институтом – «отделом печати при начальнике гражданского управления» – тем же самым бессмертным «освагом» – роковым творцом внутренней политики на территориях «всюра». Не хватало только подходящего руководителя, но и тот вскоре объявился в лице молодого петербургского чиновника г-на Немировича-Данченко, назначенного, как уверяли злые языки, на этот пост исключительно благодаря «очень подходящей фамилии».

Значительно благополучнее обстояло к началу наступления дело с реорганизацией и перевоспитанием (до известной степени) самой армии. Здесь, в течение крайне незначительного промежутка времени, была закончена с огромной энергией и настойчивостью бесконечно трудная работа по приведению армии в боеспособное состояние. Разрозненные, потерявшие после Новороссийска и «сердце», и веру толпы солдат, казаков, а нередко и офицеров были вновь сведены в определенные войсковые соединения, спаянные между собой и общей дисциплиной, и доверием к командному составу. Разгул, хулиганство и бесчинства, наблюдавшиеся в первые дни по прибытии армии в Крым, были пресечены. И были пресечены, несомненно, тем подъемом, который сумел создать своими выступлениями и приказами генерал Врангель, а также теми элементарными мероприятиями по оздоровлению армии, которые стали проводиться решительно в жизнь. Нечего, разумеется, говорить, что под этими мероприятиями меньше всего следует подразумевать фонарную деятельность некоторых генералов, отправлявших на фонари и трамвайные столбы офицеров и солдат старейших добровольческих полков чуть не за каждое разбитое в ресторане стекло, где эти часто вовсе не присяжные дебоширы, а просто несчастные, отчаявшиеся в эти дни люди искали в вине забвения и дурмана. Деятельность генерала Кутепова в этом направлении достигла в апреле месяце таких размеров, что вызвала решительный протест представителей Симферопольского земства и города Симферополя, заявивших, что население лишено возможности посылать своих детей в школы по разукрашенным генералом Кутеповым улицам. Но как бы там ни было, справедливость требует отметить, что стихийная разнузданность, царившая в тылу в начале весны, к концу ее была сведена почти на нет.

Даже Донской корпус, считавшийся у старого добровольческого командования наименее надежным, оказался к началу мая в полной боевой готовности. Процесс генералов Сидорина и Кельчевского, вопреки всем опасениям, не повлиял на настроение донцов, что должно быть по справедливости приписано и поведению самих генералов Сидорина и Кельчевского, мужественно принявших на себя чужую вину и безропотно покинувших пределы России, не использовав в целях какой-либо агитации жестокий и суровый приговор военного суда.

В ночь на 24 мая обновленная, реорганизованная армия перешла в решительное наступление, веря, что идет не на безумное, заранее проигранное дело, а ради спасения родины, во имя самой, быть может, мировой цивилизации, поддержка которой ей во всяком случае обеспечена не в одних только платонических комплиментах визитеров из Парижа. С этой уверенностью тысячи молодых, цветущих жизней ринулись неудержимо вперед через валы древнего Перекопа и Сивашские озера.

Дальше предоставляю место своим дневникам.

Первая поездка (23 мая—20 июня). Выход из Крыма

23 мая 1920 года. Сумбурный, хлопотливый день. Сегодня Главнокомандующий отдал приказ штабу отправляться из Севастополя на фронт. В его поезд переселяются 1-й генерал-квартирмейстер Генштаба полковник Коновалов, оперативное отделение, часть службы связи и те из офицеров других отделений штаба, которые должны ex officio состоять при полевой Ставке. Едет и наштаглав генерал Шатилов. Сопровождают поезд 24 выбранных ординарца и два взвода конвойцев. Настроение у всех приподнятое, у некоторых нервнонапряженное. Все знают, что завтра-послезавтра неизбежны операции, которые должны решить судьбу не только Крыма, но, быть может, – как знать, – и всей России.

В 5 часов вечера прибыли на вокзал и долго пробирались на запасные пути, где стоял наш поезд. Вагоны – чистые с электрическим освещением, некоторые переделаны специально под отделения штаба, в окна вагона связи видны аппараты Юза, Морзе и т. д., на стенках изоляторы. Мягких классных вагонов только три или четыре, в том числе вагон Главкома (Главнокомандующего), остальные из пульмановских вагонов 3-го класса. Тесновато, но славный Р. П. – ревизор поезда еще со времен генерала Деникина – едва увидал нас, поспешил уверить, что это «только до Мелитополя». Там раздобудемся опять хорошими. Уверенность, с какой он говорил о Мелитополе, показалась всем хорошим признаком.

В 8 вечера подали на 1-й путь. В 11 вечера прибыл Главком. Поздоровавшись с некоторыми из провожавших, генерал Врангель сразу быстро прошел в свой вагон, у которого стоят конвойцы-кубанцы с шашками наголо. Через час тронулись. Идем медленно, хотя тянут два паровоза. Путь усиленно охраняется.

24 мая, 7 часов утра. Прибыли в Джанкой. Приказано остановиться и начать развертываться. К 10 часам утра полевая Ставка развернулась по обе стороны боковой платформы, образовав род коридора из двух рядов вагонов, входивших в состав поезда Главкома. Справа встали вагоны Главнокомандующего генерала Шатилова, конвоя, коменданта, 1-й ресторан, электростанция и др. Слева – оперативный телеграф, оперативное отделение, служба связи, чины штаба, ординарцы, 2-й ресторан, радио, Донской атаман и др. Посредине, в центре платформы, заняли место две антенны радио. Все связано между собой паутиной проводов.

К 11 началась всюду работа. Заняли посты и дежурства ординарцы. Забегали с приказами и донесениями посыльные, «белая повязка» и пр. До 7 часов вечера – ничего особенного. Настроение у всех какое-то напряженное. Все ждут чего-то чрезвычайно важного. Часто спрашиваем друг у друга, не началось ли уже наступление и что вообще происходит на фронте. Никто ничего точно не знает.

8 часов 30 минут вечера. С быстротой молнии переносится из вагона в вагон весть об удачной высадке нашего десанта под командованием генерала Слащева к северо-востоку от Крымских перешейков. На лицах у всех сразу просветление. Кругом оживленные разговоры, пожатия рук, радостные восклицания. Говорят, что выполнена самая трудная часть задачи, от успеха которой зависит все остальное. Слава Богу!

В оперативном отделении над картой – генерал-квартирмейстер, генерал Георгиевич351, полковник Шкеленко, весь почти Генштаб. Оживленная беседа, улыбки, смех. Вечер проходит в самом лучшем настроении. Ночью спокойно.

25 мая, 6 часов утра. Просыпаемся от пулеметной стрельбы. Оказывается, наши летчики пробуют пулеметы.

7 часов утра. Генерал-квартирмейстер отдал приказ всем аэропланам подняться, взять направление на Перекоп и следить за отступающим противником. Красные отступают! Отступают, едва началось наше наступление… Крымские ворота распахнулись! Этой ошеломляюще радостной вестью начинается сегодняшний день. Спустя пять минут машины, одна за другой, начинают плавно отделяться от земли и несутся на север… На плененный, измученный север…

10 часов утра. Операции развиваются, видимо, очень успешно. Сейчас