На тот момент я добилась, чего хотела. С того места я выбралась на угол улицы. Там было много народу, я заметила истощенных, нищих взрослых и детей, сидящих вдоль тротуара. Люди проходили мимо них, как будто ничего не замечают. Я спрашивала себя: куда идут все эти люди? Почему они бродят по улицам? Отчего так равнодушны? Я быстро завернула за угол, чтобы найти укрытие, и первое, что бросилось мне в глаза, — это труп в канаве, прикрытый бумагой, виднелись его ноги и голова. А люди проходили мимо, не обращая на него никакого внимания. Ужасно и совершенно непонятно для меня.

Пришла ночь, и я стала искать укрытие. Я оперлась спиной на большую дверь, и она сдвинулась с места. Тогда я надавила посильнее, она приоткрылись, и я оказалась почти в полной темноте. Я слышала шум, детский плач, здесь кто-то жил, хотя воняло так сильно, что мне захотелось уйти. Но на улице я заметила немцев в форме и осталась за дверью, чтобы подождать, пока они пройдут, а потом убежать. И вдруг передо мной развернулась сцена, от которой в жилах застыла кровь. Женщина с большим животом, беременная, спотыкается на мостовой, падает и пытается подняться. Немец ногой толкает ее на землю, приставляет пистолет к голове и стреляет. Грохот выстрела, падение тела — все происходит так быстро, что ›г чувствую себя парализованной, захваченной кошмаром. Я закрыла глаза, отступила в темноту, кусая себя за руку, чтобы не закричать, потом снова выглянула на улицу: немцы удаляются, будто то, что они сделали, совершенно нормально.

По улице идут люди, они стараются обойти место, где вытянулась женщина с окровавленной головой. Никто не смотрит на нее, она не интересует их, так же как и тот труп, прикрытый бумагой. Я оказалась в каком-то кошмаре, это не может быть настоящей жизнью. Это не город, а вокруг не живые люди. Я перепугана, ничего не понимаю. Меня захлестнула паника, и я больше не знаю, что мне делать.

«Зачем я здесь, почему не осталась в лесу, зачем я оттуда ушла?» — как сумасшедшая, снова и снова я повторяла про себя. Я должна убежать отсюда! Но у меня нет сил. Не решаясь выйти на улицу, я заснула (если это можно было назвать сном) под лестничной клеткой. Я слышала крики, стоны и шум на улице. В моем убежище воняло мочой, стояла удушающая жара. Как только раздался грохот сапог, началась беготня, стали кричать люди, я высунула нос на улицу, чтобы узнать, могу ли теперь убежать. Во дворе перед домом горел яркий свет, солдаты заходили в жилища.

Кого-то выкинули из окна, я таращилась в темноту и чуть не завыла, когда услышала тихий, приглушенный звук упавшего тела. Немцы выходили, толкая перед собой людей, и стреляли в них. Я видела это своими глазами — такое невозможно забыть. Это осталось красной меткой в моем мозгу: шум сапог, свет, крики, рухнувшее тело, толкотня, давка, расстрел. Меня дико пугали звуки выстрелов и падающие в беспорядке люди. Я видела, как умирают тени.

А после этого наступила полная тишина. У меня отчего-то сжало грудь, я задыхалась.

В голове осталась только одна мысль: выбраться из этого кошмара.

Я думала, что без труда убегу темной ночью, но я потерялась, не могла найти щель, через которую пролезла сюда, я дрожала от страха и совсем потеряла голову, мне казалось, что я попала в ловушку в этом мире сумасшедших. У меня не было другого выхода, кроме как вернуться под лестницу и дождаться рассвета. Я сидела там неподвижно, ждать было очень тяжело. Мысли с бешеной скоростью вертелись в моей голове. Где был проход? Как отсюда выбраться? Я дождалась утра, когда на улице появились люди, чтобы не быть одной и не выделяться без звезды. Мне пришлось идти, как и все, избегать солдат в форме, не смотреть на мертвецов, лежащих на земле. И не смотреть на живых. Я боялась всего. Я думаю, что именно там испытала всепоглощающий страх быть запертой, заточенной среди мертвых, окруженной зловонием живых, которые не выли, не плакали, а просто шли, не замечая ничего вокруг, в то время как я задыхалась от ужаса.

Я до сих пор боюсь идти по городу среди людей, я чувствую себя в ловушке, как в том гетто, меня охватывает паника, и я никак не могу с ней справиться.

Мне удалось избежать солдат, я скрещивала руки на сумке, чтобы отсутствие звезды было не так заметно. Один раз я сидела на земле рядом с маленьким попрошайкой, который казался очень больным. Несчастный малыш, видел ли он меня? Не знаю, но взгляд его был невыносимым. Я подумала, что если людям наплевать на этого ребенка, то на меня они точно не обратят внимания. Они оставляли здесь умирать своих детей! Я ненавидела этих людей и не должна была оставаться в этом городе.

Чуть подальше играли дети примерно моего возраста, я пошла к ним, чтобы затеряться и остаться незамеченной. Они говорили на польском, во всяком случае, на слух мне показалось именно так, но как только я приблизилась к ним, они вдруг перешли на французский, как будто не хотели, чтобы я их поняла. Так делали мои родители, когда использовали идиш или немецкий, чтобы исключить меня из разговора. Я не носила звезду, и, может быть, дети боялись меня. Один, постарше, играл с камешками, он сказал другому (насколько я поняла), что выиграл, потому что спрятал в кулаке четыре камешка. И он посчитал их: мама с папой в лагере, сестра умерла, брата застрелили… получается четыре… Что-нибудь осталось? Значит, я выиграл!

Мне показалось отвратительным считать мертвых по камешкам. Мальчик не виноват, он воссоздавал то, чем жил каждый день, играл с элементами реальности… и это было ужасно.

Я смешалась с толпой людей, похожих на тени, и затем увидела мужчин, которые собирали трупы и бросали на телеги. Порой тела выпадали, и человек, который шел за повозкой, складывал их обратно. Я смотрела на телегу, и мне пришла в голову идея. Тела точно везли на кладбище, расположенное снаружи, за городом. Я видела кладбища только в Бельгии, но была уверена, что повозка с трупами поможет найти способ выбраться из этого места.

Я пошла рядом с ней. Трупы находились практически на уровне моего носа, но я заставляла себя смотреть вперед так же равнодушно, как и остальные. Один мужчина шел впереди с мальчиком, который ему помогал, другой — позади, рядом со мной. Этот экипаж прокладывал путь среди прохожих, я была оборванной девчонкой, такой же, как остальные, до меня никому не было дела. Потом мы подъехали к решетке. Повозка остановилась, охранник быстро повернулся к ней и сделал знак «проезжайте». Меня не заметили.

На кладбище я отбежала в сторону и спряталась за холмиком из земли, камней и песка (кроме этого там были еще ямы — и больше ничего), скорчилась, чтобы меня никто не увидел. Потом дождалась, пока люди ушли подальше. Повозка остановилась, мужчины как попало покидали мертвых в большую яму. Самый молодой взял лопату и забросал тела землей. Потом мужчины ушли, а я осталась на кладбище. Наступил вечер. Вокруг не было никого, кроме охранника и еще нескольких силуэтов возле решетки.

Я думала, что существует какой-нибудь выход наружу — невысокая изгородь, через которую легко перебраться, как в деревне у дедушки, но это кладбище было окружено высокой стеной. Я на четвереньках преодолела расстояние, которое отделяло меня от нее. И я не видела ничего, кроме этой проклятой стены, я была одержима желанием выбраться отсюда, убежать, найти способ перебраться через нее. Я пыталась, несколько раз падала, потому что была слишком маленькой, а стена слишком большой, и мне было не за что ухватиться. Следуя вдоль стены, все еще на четвереньках, я ищу не такое гладкое место, чтобы забраться. Ищу на ощупь и внезапно чувствую, что почва в этом месте другая, она немного поднимается, но этой высоты недостаточно. Тогда я беру нож и скребу им между камней, пытаясь сделать углубление, затем еще одно, повыше… Я пробую вскарабкаться, зацепиться, чтобы выцарапать еще одну ямку, это очень долго, я падаю и начинаю снова. Мне кажется, что эта тяжелая работа заняла всю ночь. Трещины между камнями были заполнены цементом, который было очень трудно выковыривать. Я ставила ногу, хваталась за выпуклость на стене, снова падала… я была изнуренной и словно сошла с ума. В конце концов, проложив путь по камням, я добралась до вершины стены, там — стекло и колючая проволока. Руки и колени были в крови, но мне все равно, я стремилась любыми путями убежать из этого ада, даже если бы пришлось изранить все тело. Удерживая равновесие, я разглядела стену с другой стороны — она была еще выше. Я должна прыгнуть, другого выхода у меня нет, это мой единственный шанс. Будь что будет! И я упала в пустоту.