не спастись ни во сне, ни наяву. Не спастись от голодных взглядов черных, лишенных искры жизни глаз. Не спастись от острых, с запекшейся кровью клыков. Не увернуться от длинных когтей. От чудовищ не убежать. Победить их можно, только приняв бой. А она не могла. Она лежала в стеклянном гробу, ни живая, ни мертвая, не в силах пошевелить даже пальцем. И одних чудовищ сменяли другие – в белых халатах, небрежно наброшенных поверх военной немецкой формы. У этих вместо когтей и клыков были иглы. Эти тоже хотели ее крови, мучили, но не позволяли умереть…

Лера просыпалась с криком, в пижаме, прилипшей к спине от пота. Просыпалась сама, будила родителей. Отказывалась выбираться из-под одеяла, не позволяла маме открыть окно. Потому что там, за окном, могли прятаться монстры. Лера была почти уверена, что так оно и есть. За окном, в гардеробной и под кроватью… Где же еще им быть?

Сначала, пока кошмары были редкими, а беспокойство, которое Лера причиняла родным, незначительным, ее жалели. Но кошмары приходили все чаще, становились все реалистичнее. Лера уже сама не была уверена, где сон, а где явь. Мир сновидений так глубоко проник в мир реальный, что Лера могла с легкостью и малейшими подробностями описать убранство того, другого дома. Дома, который строился как подарок для нее, а превратился в ее темницу.

Темницу она тоже могла описать. Комната в подземелье, созданная с максимальной заботой о комфорте. Дорогая мебель, персидский ковер на полу, теплый свет ночника, книги и модные журналы на столе. И все бы хорошо, если бы не ошейник на стальной цепи, вмурованной в каменную стену. Если бы не она сама, посаженная на эту гремящую, тяжелую цепь. Если бы не чудовищный, невыносимый голод, который она испытывала. И вот этот нечеловеческий голод был, пожалуй, куда страшнее монстров. Потому что голод говорил о том, что она и есть самый страшный, самый опасный монстр. Она – чудовище, которому самое место на цепи. Она – дьявольское отродье и порождение тьмы.

Во сне Лера кричала, визжала так, что закладывало уши, и разлетался на мелкие осколки стоящий на столе хрустальный графин с водой. Лера кричала во сне, а стекла от ее крика разбивались наяву. Иногда их разбивали снаружи рвущиеся в ее комнату летучие мыши. Иногда они трескались изнутри. И не было никакой возможности убедить отца, что она, Лера, ничего не делала. Отец не верил. Или боялся поверить, что у него уродилась вот такая бесполезная и ненормальная дочь.

…Когда стекла разбились в шестой раз, а осколками разлетевшейся настольной лампы Лере исполосовало руки, родители отвезли ее на прием к очень известному и очень дорогому психиатру, а спустя два месяца безрезультативных еженедельных сеансов отправили в реабилитационный центр.

Глава 14

Мобильник зазвонил на рассвете, в ту темно-туманную пору, когда нет никаких сил открыть глаза, когда мир грез куда реальнее мира реального. Мила решила не просыпаться. Позвонят и перестанут, а она всю ночь без сна…

Сладкие воспоминания прокрались в ее сон с ловкостью ниндзя, растревожили, разогнали дрему. Она не дома. Она у Харона. Эту ночь они провели вместе. Он обещал, что ей будет хорошо, и не обманул. Ей было очень хорошо! Так хорошо, как не было никогда и ни с кем. Она и не догадывалась, что так вообще бывает, что мужчина может быть таким…

Рядом заворочался и тихо вздохнул Харон, а Мила разозлилась на того, кто звонит так не вовремя. Для полного кайфа, для закрепления достигнутого результата, они с Хароном должны были проснуться одновременно. И не под вопли мобильника, а под птичьи трели. Нельзя портить всякой ерундой такое прекрасное утро. Или что там сейчас на дворе?

Мила приоткрыла один глаз. Харон уже не спал. Он сидел на краю своей огромной кровати, в одной руке у него был орущий мобильник, а вторую он успокаивающе положил Миле на плечо. Стало хорошо. Хорошо и спокойно. Этим простым жестом Харон давал понять: случившееся между ними не закончилось с первыми лучами солнца. Карета не превратилась в тыкву. Он с ней и он заботится о ее спокойствии.

– Кто это? – спросила Мила сиплым со сна голосом и, закутавшись в простыню, села в кровати.

– Мирон. – В голосе Харона ей послышалась тревога. Кажется, она научилась разбираться в нюансах его только на первый взгляд ровного настроения. – Я слушаю, – сказал Харон в трубку. – Что случилось?

А ведь именно случилось! Мила посмотрела на стоящие на прикроватной тумбочке часы. Половина пятого утра – время воров и самоубийц. А теперь еще и Мирона. Никто не звонит просто так в половине пятого утра…

– Включи на громкую, – попросила она шепотом, и Харон послушно, хоть и после небольшой заминки, переключил телефон.

– Лера пропала. – В голосе Мирона тоже была тревога. Не такая, как в голосе Харона, а на грани паники, если не сказать, истерики. – Харон, ее нет во флигеле!

– Астра? – спросил Харон и легонько сжал пальцами Милино плечо.

– Астры тоже нет. Я обыскал ее номер. Ни ее, ни вещей.

– Следы?

– Если ты про следы крови, то ничего такого. Семеновна жива, палата чистая… – Мирон на мгновение запнулся, а потом продолжил: – Относительно чистая. Пол палаты усеян трупами летучих мышей. Их там десятки. Нет, сотни.

– А откуда они?.. – начала было Мила, но тут же зажала себе рот рукой. Поздно. Мирон ее услышал.

– Вы там вдвоем? – спросил он бесцветным, равнодушным тоном. Тот Мирон, которого она знала, не преминул бы сказать что-нибудь этакое, не обидное, но колкое. Но этому Мирону было явно не до того, с кем спит Харон.

– Да, Мила со мной, – сказал Харон, и Мила отчетливо услышала нотки смущения в его голосе. – Я решил, что так будет спокойнее.

– Правильно решил. А я вот… не досмотрел.

– Так, ну-ка давайте без паники! – Мила прижалась к Харону, в который раз дивясь, какое крепкое, какое тренированное у него тело. – Ты сейчас где?

– Я сейчас тут, – сказал Мирон мрачно. – И очень скоро тут начнется настоящий Армагеддон. Ночью на сторожа напал упырь. Мужик выжил, но порвали его знатно. Хорошо, что в усадьбе дежурил хирург.

– И ты, – сказала Мила ободряюще.

– И я. – Мирон не стал спорить. Думал он сейчас, вероятнее всего, о чем-то своем и в поощрениях от старших товарищей не нуждался. – Но из-за этого я опоздал к Лере.

– Летучие мыши – это не страшно, – сказал вдруг Харон. – Не думаю, что они могли причинить ей вред. Они выполняли какую-то миссию.

Мила округлила глаза. Какая миссия может быть у летучих мышей?

– Я видел их, когда нашел Леру на старой дороге. Собственно, именно из-за летучих мышей я ее и нашел. Они кружили над телом, – продолжил Харон.

– И что это значит? – спросил Мирон все еще растерянно, но уже с надеждой в голосе. – Лера из рода Бартане, а не графа Дракулы, на ее фамильном гербе нет никаких летучих мышей, там только…

– Кстати, о нашем призрачном друге, – мягко перебил его Харон. – Где Цербер?

– Я не знаю. Я его звал, но он не пришел.

Мила снова округлила глаза, посмотрела на Харона. Да, она знала о Цербере, этой ночью ей, наконец, открыли факт существования еще и призрачного пса. Мало с нее было вампиров! Но ей все равно было чертовски любопытно. Вот бы посмотреть на него хоть одним глазком!

– Еще одна хорошая новость. – Харон по-хозяйски притянул Милу к себе. – Раз он не приходит на зов, значит, он с ней, и она жива.

– Да? – В голосе Мирона слышались сомнение пополам с надеждой. – Тогда вот вам еще одна плохая новость. Я нашел тело в водонапорной башне. Судя по одежде и бейджу, это сотрудница центра. Судя по маникюру, она упырь. Была упырем, когда ее упокоили во второй раз.

– Как именно ее упокоили? – деловито поинтересовался Харон.

– Ударом в сердце. Вероятно, острым колющим предметом.

– Осиновым колом? – сунулась к телефону Мила.

– Нет, чем-то вроде шпаги, шампура или длинной шпильки. Харон, ты никого не закалывал в ближайшее время?

– В ближайшее время никого, – сказал Харон. – Это кто-то другой.

– Кто-то кроме нас троих? – уточнил Мирон. – Кто-то еще охотится на вампиров?

– Мы не охотимся. – Харон покачал головой. – Нас вынуждают обстоятельства. Но твое предположение следует обдумать.

Мирон, наверное, хотел что-то сказать, но не успел, в трубке послышался приглушенный, но отчаянный женский крик.

– Что это? – спросила Мила шепотом, а потом уже громче: – Мирон, кто там кричит?

– Семеновна. Лерина сиделка, – отозвался тот. – Наверное, проснулась и обнаружила отсутствие подопечной.

– Ты сейчас где? – уточнил Харон.

– Возле флигеля. Наблюдаю. Сейчас начнется. – В голосе Мирона слышалась какая-то отчаянная злость. – Что у них