Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Улица была пустынна, во многих домах закрылись ставни, а далеко впереди городской фонарщик длинной лучиной зажигал масляные фонари.
Вэл бесцельно шла вперед, глотая замерзающие на щеках слезы. Снег медленно оседал на каштановых волосах, щека противно ныла, но она, погруженная в себя, ничего не замечала.
Вэл просто делала шаг, а затем еще один, не особо задумываясь о том, куда идет и что ждет впереди.
Ей было больно.
Боль разливалась по грудной клетке, распарывая душу на рваные лоскуты. Не осталось ни кусочка плоти, не обагренного кровью.
Внутри царапало, кололо и резало.
Вэл запоздало поняла, что не может остановить льющиеся слезы. Но она и не хотела этого. Они приносили почти незаметное, но успокоение.
Она жалела себя и одновременно просила смерти. Ее сознание, некогда ослепленное яростью, собственной дерзостью и ничем не подкрепленной уверенностью в своей правоте, теперь умывалось слезами, обнажая окровавленную нежную плоть.
Не осталось ни ярости, ни смелости, но и страха тоже не было.
Она была слишком самонадеянна и получила то, чего заслуживала.
Вэл больше не злилась на Раза, только обвиняла его в том, что он не довершил начатое до конца.
Нужно было убить ее, вот и все.
И всем стало бы легче. Каждый из них обрел бы свободу.
Но Раза проявил милосердие или жалость, а может, он не считал, что Вэл заслуживает смерти, – это не имело значения.
Просто когда-нибудь настанет утро, взойдет скупое зимнее солнце, рассеивая тьму, и ей так или иначе придется поднять глаза и посмотреть вокруг – на город, смеющийся над ней, на стаю, наверняка смущенную и разочарованную ее поступком и злыми, необдуманными словами, и на Раза, которого ничто не могло задеть или сломить.
Вэл запнулась, с трудом удерживая равновесие, чертыхнулась, отчего-то чувствуя себя еще более униженной, и продолжила бесцельный путь. Лицо замерзало, мокрые щеки неприятно холодило, а мороз потихоньку пробирался за шиворот туники.
Вот и хорошо. Она надеялась, что заболеет и в этот раз лихорадка сожрет ее окончательно.
Неожиданно Вэл вспомнила о мансарде, оставленной в родном городе, где она еще совсем недавно чувствовала, что нашла свое место.
Какая дура.
«У тебя был шанс, который ты не просто потеряла. Ты его спустила в отхожее место, Валлери».
Вэл остановилась, утерла хлюпающий нос рукавом и замерла, рассматривая алые разводы на темной ткани.
Все-таки Раза ударил ее. Впервые.
Странно, что только сейчас.
Эта мысль почему-то насмешила. Она глухо засмеялась, а потом резко замолчала, неприятно удивленная хриплым звучанием собственного голоса.
Вэл увидела, как крупные снежинки мягко ложатся на тунику, и запрокинула голову в небо, внезапно изумленная падающим на город снегом.
Красиво. Будто белый саван ее умерших сегодня надежд.
Вэл запоздало услышала позади себя скрипнувший от тяжелых шагов снег и осторожно обернулась.
Раза молчал и просто смотрел на нее. В его взгляде не было ненависти или злости – одна бесконечная усталость. Темные пряди беспорядочно падали на печальные глаза, такие неестественно черные для человека.
Но он не был человеком. Никогда им не был, хотя умело притворялся, а она с радостью обманывалась, следуя его воле.
– Она чувствует себя сильной, – спокойно сказала Вэл, смотря в бледное лицо. – Потому что только я и она знаем правду. А все остальные верят в ложь.
– Почему ты не можешь оставить это?
Вэл внутренне содрогнулась. Глупый вопрос, Раза.
– Потому что ты не веришь мне, – ответила она, впервые понимая, что именно этот ответ и является истинной правдой.
– Для тебя так важно, чтобы я верил тебе? Хорошо, я верю тебе. – Смирение в голосе Раза обозлило.
Зачем он так? Для кого говорит эти слова? Кого хочет обмануть – себя?
– Ты врешь нам обоим, – отозвалась Вэл, рассеянно вытирая обветренные щеки тыльной стороной ладони.
– Если это принесет тебе облегчение, я готов поверить во что угодно, – после долгой паузы сказал Раза.
Вэл вскинула на него удивленное лицо. Заиндевевшее сердце ожило, просыпаясь от ледяного сна.
– Я хочу признаться тебе. – Голубые глаза поднялись и встретились с черными. – И наверное, тебе не понравятся мои слова.
– Говори, Вэл, – без промедления произнес Раза. Легкий порыв ветра мягко зашевелил его волосы.
Она почти хмыкнула, имея в виду «я тебя за язык не тянула», но усмешка так и осталась невысказанной. Что-то в лице стоявшего напротив мужчины – серьезное, балансирующее на грани с болью, – заставило ее смолчать.
– Однажды Каин, тот парень, которого вы отправили на площадь, хотел поцеловать меня. И это было чертовски заманчиво, – сказала Вэл, с осторожностью наблюдая за Раза, – но я не позволила ему. Знаешь почему?
Раза не ответил, внимательно глядя в ее заплаканное лицо.
– Нет, не потому что я считала, что должна хранить тебе верность. Наши отношения и отношениями-то трудно было назвать. – И все же ухмылка скользнула по губам. Горькая ухмылка. – У тебя была Дэни, а я казалась лишь твоей забавой. Мы не были вместе, и я ничего не была должна тебе, хотя даже Яниса говорила об обратном.
Раза молчал, не меняясь в лице. Вэл окинула взглядом его высокую фигуру, отмечая простые, ничего не значащие мелочи: два толстых кожаных ремня, крест-накрест перехлестывающихся на узких бедрах, и два клинка в дорогих ножнах, выглядывающих из-под черного распахнутого плаща.
«Я никогда не держала их в руках, – вдруг мимолетно подумала Вэл. – Интересно, какие они? Тяжелые? Удобно ли ложатся в ладонь?
Оружие, которое признает только своего хозяина, или это просто послушная сталь, одинаково метко разящая в умелых руках?»
– Но я была хорошей девочкой, как и обещала. Ты бы мной гордился. – Вэл слабо улыбнулась, отметая ненужные размышления. – Но знаешь, Ра, почему я приняла ваши дурацкие законы и убеждения? Только лишь потому, что боялась тебя. Вот и все. Наверное, ты бы хотел услышать другое, но это правда. Я просто тебя боялась.
Раза продолжал смотреть на нее. Спокойно, выжидающе.
– Зачем ты говоришь мне это?
– Потому что нам давно нужно было поговорить, – пожала плечами она.
Раза нахмурился.
Вэл заметила его растерянность, такую редкую на бледном лице.
– Боялась, значит? Поэтому ты так умело играла со мной, когда я вернулся? – с горечью спросил он, удивляя своими нескрываемыми, прорвавшимися сквозь извечную броню самоуверенности эмоциями. – Впрочем, я должен был понять. Лучше всего такие, как ты, умеют выживать. И ты просто выживала как могла.