у него. Только, пожалуйста, не забудь, а то одно интересное мероприятие может сорваться.

— Опять Рудаков девочек подцепил? — завистливым голосом спросил Курбацкий.

Кузьма молча многозначительно подмигнул.

Меньшикова в гостинице не оказалось. Кузьма долго слушал нудные длинные гудки и надеялся, что вот-вот там, в номере, Меньшиков откроет дверь, снимет трубку и густым, хрипловатым голосом скажет: «Я слушаю». Но трубку никто не снимал, а длинные гудки сменились частыми. Кузьма вышел из будки автомата. Музыкантов безучастно смотрел по сторонам.

— Что, не дозвонился? — равнодушно спросил он Кузьму, когда тот подошел к нему. Кузьма промолчал.

«Что же теперь делать? Нужно идти? Не нравится сегодня он мне, — Кузьма посмотрел на Музыкантова. — Ничего по нему не поймешь. Но рисковать надо».

— Ефим там будет? — неожиданно спросил Кузьма.

— Будет, — не задумываясь ответил Музыкантов.

«Ну, тогда легче. С этим можно будет договориться. Мужик головастый. Такой сгоряча дров не наломает. Да и я ему все еще нужен. Ведь не мог же он докопаться, кто я на самом деле. Интересуюсь всем в целях собственной безопасности… Пожалуй, стоит идти. Но отыскать сперва Рудакова все-таки нужно».

— Пойдем, — сказал он Музыкантову.

— Куда? — все так же безразлично спросил тот.

— К Рудакову.

Игоря дома не было. Мать его сказала, что ушел он утром и даже обедать не приходил.

«Где он шляется? Когда он позарез нужен, его нет».

Музыкантов подвел Кузьму к чистенькому, аккуратному домику, примыкавшему одной стеной к развалинам старинного особняка, на окраине города. Обшарпанная, исписанная вездесущими туристами колоннада особняка дышала в косые, малиновые лучи заходящего солнца пылью и запахом кирпича. Над бесформенными сломами стен носились стрижи. Они влетали в пустые окна, чертили стремительные круги по бывшим гостиным и спальням. С пронзительным криком они вылетали из окон бывшего кабинета и неслись к морю, где их крик мешался с плачем чаек.

— Смотри, как низко летают. К дождю…

— Чей это дом? — спросил Кузьма, запрокидывая голову и разглядывая увитые диким виноградом и плющом стены.

— А ничей, — пожал плечами Музыкантов.

— Раньше-то он чей был?

— Кто его знает? Говорят, какой-то граф здесь жил. А сейчас его зовут просто «Казаковский дом». Я даже не знаю почему…

— Там кто-нибудь из «братьев» сейчас есть?

— Не знаю, обычно собираются позднее. Когда войдем, тебя остановят, спросят, к кому ты. Ответишь: «Я пришел к себе, это мой дом». Тогда тебе скажут: «Тебя давно ждут здесь». Ответишь: «Я пришел к тому, кто ждет меня». Запомнил? Если перепутаешь слова — тебя не пустят, постарайся запомнить.

— Зачем ты ходишь сюда? — спросил Кузьма.

— Тебе легко спрашивать…

— Не силой же тебя тянут сюда?

— Что ты знаешь о силе? Если ты стукнул меня сегодня, то думаешь, что ты сильный? Что ты знаешь о жизни? — Музыкантов говорил не своим языком не свои мысли, и даже голос его стал старше, древнее, трескучее, словно он внезапно постарел на много лет. Сразу он как-то сгорбился, взгляд его стал туманным и мечтательным, глаза остановились. Так человек смотрит на яркий свет, у него слезятся глаза, текут ручьем слезы, а он не может оторваться. Свет загипнотизировал его. Кузьма с удивлением смотрел на странную метаморфозу, приключившуюся с Музыкантовым.

Они вошли в калитку, проделанную в высоком темно-зеленом заборе. Прошли мимо домика и очутились в неприметном сарайчике. Там было сумрачно. Помещение освещалось одной пятнадцатисвечовой лампочкой. Кузьма с трудом различил человека, сидевшего за сколоченным из белых досок столом.

— К кому ты? — спросил человек. Лицо его было бородато, борода росла от самых глаз и спускалась ему на грудь беспорядочной мочалкой неопределенного серого цвета. Голос сидевшего за столом оказался неожиданно молодым. Кузьме вдруг показалось, что он забыл слова пароля. По спине просыпали мурашки. Он облизал губы и ответил:

— Я пришел к себе. Это мой дом.

— Тебя давно ждут, — сказал бородатый. Кузьма посмотрел на Музыкантова, как бы спрашивая, что делать дальше и куда идти. Музыкантов что-то шептал ему, сильно артикулируя. Кузьма вспомнил:

— Я пришел к тому, кто ждет меня.

— Выйди отсюда, — властно сказал бородатый. — А ты останься, — и он придержал Музыкантова за рукав.

«Ну и хорошо, — подумал Кузьма, — по крайней мере сразу станет ясно, можно ли положиться на Музыкантова».

— Я прошу тебя выйти отсюда, — повторил бородатый. — Я жду, пока ты удалишься.

Кузьма не сдвинулся с места и только вопросительно посмотрел на Музыкантова. В сарае стало тихо, только в углу медленно капала вода из алюминиевого рукомойника и скрипел стул под бородатым. Кузьма стоял и пристально смотрел прямо в лицо бородатому. Места, не заросшие бородой, поражали неестественной бледностью, и казалось, они источали запах сырой мертвой земли. Музыкантов тихонько тронул Кузьму за плечо.

— Выйди, пожалуйста, раз тебя попросили.

Кузьма спокойно, подчеркнуто спокойно и медленно вышел. Он нарочно скорчил недовольную гримасу. На улице сразу ощутил запах моря. Стрижи летали еще ниже, и еще громче слышался крик чаек. «Будет гроза», — отметил про себя Кузьма. Он стал внимательно оглядываться. Калитка сколочена из толстых двухдюймовых досок и обита металлическими полосами. Запирается на два мощных стальных запора и, наверное, на внутренний ключ. Под запорами Кузьма разглядел еле приметную замочную скважину. Вдоль всего забора тянется проволока. «Интересно». В зарослях крыжовника что-то зеленеет. Собачья будка. «Любопытно, что за зверь в ней живет?» Кузьма тихонько свистнул. Звякнула цепь. Под кустом послышалось шуршание, и, скрипя кольцом по проволоке, выбежал на лужайку перед домом огромный, серый в яблоках дог. Цепи хватило для того, чтобы дог смог подойти к Кузьме. Он стоял, и под его лоснящейся кожей переливались мускулы. Пес зевнул, обнажив ослепительно белые влажные клыки, и потянулся мордой к рукам Кузьмы. Кузьма ощутил его горячее сырое дыхание. Он с трудом сдерживал желание отнять руку. Дог по-щенячьи, вполне дружелюбно, царапнул Кузьму лапой. Брюки предательски затрещали. Краем глаза Кузьма заметил, как шевельнулась занавеска на окне домика. «Да, удрать отсюда не просто. Попасть сюда легче, для этого стоит только перелезть через этот глухой забор. А потом… потом вот эта зверюга». Кузьма поискал глазами и приметил на веревке ватное одеяло, вывешенное, вероятно, для просушки после сырых приморских ночей. «Это очень кстати, — подумал он. — Сдается мне, что уходить придется со скандалом… Все зависит от Музыкантова. Хорошо, если не удосужатся снять одеяло. Впрочем, оно тоже не поможет…» Дверь сарайчика скрипнула, и это прервало его размышления. Вышел Музыкантов, по его постной физиономии Кузьма так и не смог определить, что ожидает его в ближайшие полчаса. Раскрыл им Музыкантов или нет, какого гостя