– Я не могу! – простонал Витька.

– Я тоже! Поди не каменная. Хватит резать кошке хвост по кусочкам! Или ты платишь, или я ухожу!

Витка встал. Если бы ему пришлось сделать несколько шагов, он, наверное, передвигался бы на дрожащих ногах. Ему нужно было только обогнуть кресло, сдвинуть одну из панелей, которыми были обшиты стены. Там действительно находился сейф. Витька, загораживая от меня табло, набрал шифр, открыл дверцу. Не оглядываясь, шмякнул на стол запаянный в полиэтилен брикет валюты размером с том Островского из собрания сочинений писателя. Я наклонилась рассмотреть. Внутри брикета пачки, перетянутые «бандерольками», на них печать банка, фамилия упаковщицы и надпись «10000 долларов США». Десять пачек по пять в ряд. Следом лег второй и третий брикеты. Витька закрыл сейф, повернулся, в руках у него была десятитысячная пачка. Он сорвал «бандерольку» и стал выкладывать доллары стопками, по десять штук в каждой, считал вслух. В последней пачке было шесть купюр.

– Пиши расписку, – с мукой в голосе сказал Витя. – Забирай!

– А тут сколько? – глупо спросила я.

– Сто тысяч, – ткнул он пальцем в брикет, потом в остальные: – Двести… триста. Тысяча, – ткнул в стопочку и пересчитал: – Две, три, четыре, пять, шесть, семь тысяч и шестьсот долларов. В расчёте?

Он спросил устало, и эта его вялость была хуже истерики.

Я вытащила из своего пакета тунику, в которой вышла из дома, телефон и кошелек, стала укладывать валюту. Брикеты поместились удобно, а куда затолкать семь тысяч шестьсот долларов я не знала, в кошелек они не поместятся.

– Вы не одолжите мне конверт или файл?

– Нет, убирайся!

– Вообще-то, – промямлила я, – со свадьбой у нас с Яшкой еще не решено. Там ведь еще мама Гольдман. Еврейская мама, сами знаете, как ракета средней дальности или даже дальней дальности…

– Убирайся!

Я быстренько завернула доллары в тунику, затолкала в пакет.

– Расписка…

– Не надо. Что я, Сашку не знаю? Потом. Уйди!

Он закрыл глаза и откинулся на спинку кресла.

– Это же не последней коровы лишиться! Самохин, у тебя, случайно, не предынфарктное состояние? Предынсультное?

– Выметайся!

Выйдя за дверь, я попросила секретаршу:

– Таня, присмотри за ним! Может, «скорую» или простое женское участие. Позаботься, пожалуйста!

– Пропуск возьмите, – протянула она карточку, не глядя на меня, продолжая свободной рукой листать какой-то журнал. – Иначе вас не выпустят.

На мою просьбу ноль внимания. Ее профиль: нарисованная бровь, носик, сережка в ушке, шейка – излучал такую степень презрения, что это уже и не было презрением, а плохо скрываемая брезгливость. Как если бы стало известно, что появились говорящие тараканы. Подобное насекомое заползло к ним в офис. Таракан остается тараканом, даже пусть он и говорящий.

Поэтому я просто ткнула пальцем под ее стол:

– У вас по ноге таракан ползет.

Когда я выходила, Таня визжала громко, тонко, панически – как надо. Самохин не может не отреагировать, выскочит, отвлечется от своих горестей.

Если вы никогда не ходили по улице с сотнями тысяч долларов в пакете и при этом у вас не хватало нескольких рублей, чтобы заплатить за метро, то вы не много потеряли.

Страх быть ограбленной, растерзанной, убитой не навалился сразу. Еще бушевал в крови гормональный коктейль триумфа, в который не верилось. Как вообще быстро и сразу не верится в триумф, будь он даже отличной оценкой на экзамене. Я смогла? У меня получилось? Не может быть!

Откуда взялся сюжет с Гольдманами? Из моих фантазий. Я лежала на тахте и мечтала: вот была бы я стройной, активной, мобильной, азартной, пробивной. Допустим, есть такая компания «Гольдман и сын»… дальнейший сценарий вам известен. Еще был вариант, что я прихожу к Витьке, рыдаю на его плече: меня ограбили черные риелторы, я только хотела квартиру поменьше, но сейчас я бездомная. Вариант без слез, но в ступоре надвигающегося ужаса: я играла в подпольном казино, просвистела все до последней нитки, меня поставили на счетчик, проценты капают…

До последней минуты, переступая порог кабинета Самохина, я не знала, какой сюжет выбрать. Гольдманы пришли на выручку, заметив, что два других сюжета давят на жалость, а они, израильские юристы, – это угроза и страх. Вы можете подавать или не подавать нищим, но если вы точно знаете, что шантажист имеет неопровержимые доказательства, вы заплатите.

Витька! Мой дорогой друг! Я наговорила про него кучу пакостей, а он был прекрасен! Думала, утопит меня в водопаде слов. Нельзя утопить того, кто сам брандспойтная струя. Бедный Витька краснел, бледнел и снова краснел, а потом замолчал и закрыл глаза. Молчащий Самохин все равно что заткнувшийся нефтепровод. Но в целом? В целом он держался великолепно. Я же, коварная, еще подруга называется, удивлена его мужеству. Обязательно напишу ему доброе и ласковое письмо.

Итак, у меня чертова прорва денег, и надо как можно быстрее добраться домой. Лучше на такси. Ага! Поймать первую попавшуюся машину, заплатить стодолларовой купюрой, мне не жалко, водила не поверит в ее подлинность, а если поверит, на всякий случай отберет мой пакет. Не надо паники! Мыслим трезво и последовательно. Доллары надо обменять на рубли. Правильно – уже наметился прогресс в сознании. Обменивают в банках. Бандитские пункты обмена канули в прошлое. Нужен паспорт. Или не нужен? Вспоминай, ты читала. Чего-то там облегчили бумажный оборот, паспорт не требуется, если сумма… Какая сумма? Ведь не десять долларов! Может, сто прокатит? В крайнем случае скажу, что я социальный работник, который обменивает валюту по паспорту парализованной старушки… Сколько же можно врать?

Спокойно идем по улице, ищем банк. В России банков почти столько же, сколько аптек, на каждом перекрестке. Мы богатые, но больные. Шутишь – это хорошо. И никто не собирается на тебя нападать. Этому улыбающемуся мужчине ты просто нравишься, а та девушка вовсе не наводчица, просто она думала, что только у нее такая майка, и теперь печалится, что это, возможно, китайский поток ширпотреба.

Если бы американские деньжищи не были запаяны в вакуумный пакет, они, по логике, занимали бы гораздо больше места. Но вес остался бы тем же. И этот вес мой пакет не выдерживал, ручки растягивались, собирались порваться. Сейчас случится ужасное: на тротуар упадут стотысячные брикеты, из тряпки вывалятся сотенные долларовые бумажки. Спешите увидеть незабываемое зрелище! Я прижала пакет к груди, подхватила снизу. За что мне все это? Я хочу домой! На свой диван, к булкам, книжкам и холодному чаю.

Банк! Прямо по курсу, наконец-то!

В банке было хорошо: прохладно и стульчики для посетителей. Безопасно, тут же охрана. А фантазию, которая издевательски рисует картины ограбления банков, мы пристыдим. Грабят-то не посетителей, а сам банк. Когда ворвутся несколько в масках, они крикнут: «Всем лежать!» – я плюхнусь на пол, предварительно засунув под живот пакет. Вот когда грабят в поездах… Стоп! Вырывают серьги из ушей… Стоп! Перетрясают чемоданы… Стоп! Это было сто лет назад. Если ты тронулась умом, то нечего было выуживать деньги из капиталиста. А кто бы на это решился в трезвом уме?