– Приятного аппетита, – галантно поклонился он.

«1:0 в пользу Ильи», – пронеслось у меня в голове. Макс, видимо, это тоже понял, так как, досадливо крякнув, отодвинул уже пустую тарелку и произнес, обращаясь ко мне:

– Разговор есть. Можем пообщаться наедине?

Глаза Ганина недобро блеснули, но выдержка ему не изменила. Пожав плечами, он вышел из кухни, бросив на ходу:

– Попью кофе на террасе. Как закончите, сообщи. – И, проходя мимо, по-хозяйски поцеловал меня в макушку.

Я, смущенно отвернувшись к плите, принялась греметь сковородками.

– Что между вами? – спросил Коломойский, убедившись, что Илья не слышит.

Я пожала плечами:

– Кто бы знал.

– Арин… – Максим запнулся. Кажется, он порывался что-то сказать, но так и не решился. Только рукой махнул. – А, ладно, все пустое, – произнес досадливо. – Я ведь по делу к тебе.

– Да? А я думала, просто на запах бекона пришел. Ну, выкладывай, что там у тебя?

– Не у меня. У тебя. Проблемы. И большие.

– Да ладно! Опять? Что на этот раз?

– На этот раз Котов. Он написал на тебя заявление.

– Что?!

– Угу. Пока доследственная проверка проводится, но… дело плохо, Арин. Он записал весь ваш разговор. Еще и в ресторане были камеры. На них, кстати, видно, как ты стакан воруешь…

– Шантаж? – спросила я одними губами.

– Угу, – Макс кивнул.

Я взяла высокий прозрачный стакан, доверху наполнила его водой и осушила залпом, пытаясь унять внезапную жажду.

– Да уж, невесело.

– Ну, не все так плохо.

– В том смысле, что бывает и хуже? В конце концов, никто не умер, и вот это все? Давай только без банальностей, ок?

– Ок, – согласился Коломойский. – Но я не про то. Думаю, наш депутат блефует. Вряд ли он заинтересован в огласке, иначе уже на передаче Плахова давно бы сидел. Уверен – это тоже шантаж. Только узаконенный.

– То есть…

– То есть ты отдаешь ему телефон Ольшанской, он забирает заявление. Но запись вашего разговора останется у него, на случай, если ты сделала копии фотографий и пойдешь с ними к Плахову.

– Все дороги ведут к нему, – пробормотала я, пытаясь унять дрожь в руках. – Схема верняк. Это тебе Котов сам предложил?

– Нет, конечно. Он не великого ума, но не настолько же. Но, думаю, все так и будет.

– И что мне делать?

Макс пожал плечами.

– Думаю, лучше тебе самой с ним связаться, не дожидаясь вызова в Следственный комитет.

– И подставить тебя? Котов ведь сразу поймет, откуда у меня информация.

– Поймет, – согласился Макс. – Но я как-нибудь переживу. Вряд ли моей карьере что-то угрожает. Хотя бы потому, что ее нет. – Он невесело улыбнулся.

– Спасибо, – еле слышно прошептала я, не зная, что еще сказать.

– Свои люди, сочтемся! – Коломойский подмигнул. – Впрочем, кое-что ты можешь сделать уже прямо сейчас.

– Еще один бутерброд? – я проявила чудеса сообразительности.

– Схватываешь на лету! – Макс щелкнул пальцами и, выставив указательный в мою сторону, весело улыбнулся.

* * *

Дом слуги народа поражал великолепием. По сравнению с ним мой особняк казался жалкой хибарой. Новая русская «знать», унаследовав от старой стремление к роскоши и богатству, опоздала, правда, лет на двести-триста. В то время как в цивилизованном мире состоятельные люди стремятся к скромному минимализму, а обладание замком или дворцом считается тяжким бременем, способным разорить какой угодно древний род, в России дорвавшиеся до ее щедрот «князи из грязи», наоборот, соревнуются между собой в способности создать самый нелепый архитектурный шедевр, требующий максимально больших затрат. Что будет в будущем с этими многочисленными дворцами, расходы на содержание которых уже сейчас сопоставимы с бюджетом небольшой области, никто не думает. Да и зачем, если каждый из домовладельцев, прекрасно понимая правила игры, в любой момент готов сменить роскошный барский халат на тюремную робу. Пока же в дверь не постучали, доморощенные царьки живут на полную катушку, выжимая из страны все, что можно. Не забыв, разумеется, про запасной аэродром где-нибудь в благословенной Европе – каждый надеется успеть там спрятаться, а кое-кому это даже удается.

Впрочем, мне нет никакого дела до депутатской недвижимости. Единственное, что меня сейчас интересует, – это отношения Котова с Ольшанской и заявление, которое он «накатал» в Следственный комитет.

– Да! – строгим голосом охранника отозвался домофон.

– Добрый день, – я выдала на камеру самую свою ослепительную улыбку, – могу ли я поговорить с Сергеем Викторовичем?

Динамик зашипел и отключился. Скучая, я пнула носком туфли небольшой камешек, невесть как оказавшийся на гладкой бетонированной дорожке. Втянула носом напоенный весенними ароматами воздух и произнесла, раскинув руки:

– Красота-то какая, скажи! Как тут Родину не любить? Ведь она так щедра к своим детям. По крайней мере, к некоторым из них.

Оживший домофон прервал мои философствования.

– Сергея Викторовича нет дома, – произнес он все тем же голосом.

– Ах, как жаль, – сокрушенно покачала я головой. – Что ж, тогда передайте ему, пожалуйста, что я подожду его возвращения.

Динамик щелкнул и замолк.

– Ты уверена, что это безопасно? – наверное, в сотый раз спросил Ганин.

– Аб-со-лют-но, – в сотый же раз заверила я его.

– Может, все-таки вместе? – Парень не терял надежды.

– Слушай, ну мы же все обсудили. До поры тебе не стоит светиться. Кроме того, ты моя страховка на всякий непредвиденный случай. Хотя уверена, все будет нормально. Не станет Котов в своем доме мараться. Подрезать тормоза у машины еще куда ни шло, но чтобы так… Не думаешь же ты в самом деле, что он меня зарежет?

– Не знаю, – Илья покачал головой, – только мне очень тревожно.

– Все будет хорошо, – поспешила я его успокоить. Я хотела добавить еще что-то, но не успела – разъехавшиеся ворота гостеприимно пригласили внутрь.

Ганин повернул ключ зажигания, но я только головой помотала.

– Жди здесь, – бросила я коротко и зашагала по дороге к возвышавшемуся над забором дому, которому благодаря его монументальности больше подошло бы определение «дворец» или «замок».

– Красиво жить не запретишь! – приветствовала я хозяина, когда минут через пять, изрядно запыхавшись, достигла наконец крыльца. – Великолепные угодья!

– Ты с ума сошла? – рявкнул он, пропустив «комплимент» мимо ушей. – Какого черта ты себе позволяешь?!