здесь, в этом самом месте, построить сказочный замок и жить в нем. Вдали от всех и вся, на краю цивилизации и в то же время – в самом сердце Евразии. Не зря ведь, наверное, многие считают, что именно в этих местах проходит золотая ось Земли. И айяндакские сокровища лежат где-то здесь, совсем рядом. Надо просто найти их, протянуть руку и…

– Ой, змея! Змея! – Истошный крик Марины прервал полет фантазии Троеглазова.

Тимофей, неразлучный со своим топориком, не успел расправиться с юркой обидчицей, которая уже скрылась в расщелине.

– Хорошо, что ты ее не тронул! Может быть, она сокровища айяндаков стережет?

– У-у-у, как все запущено! – иронично заметил Тимофей. – Голубушка моя, вы уж с выводами-то не торопитесь. Здесь ведь врачей-психотерапевтов нет, некому вас будет в чувство реальности возвращать. Я только первую помощь оказать смогу – переломчик как-нибудь поправить или рваную рану иголочкой аккуратненько заштопать… А вот с головой-то я вам не помогу, не по этой части.

– Да ну тебя, Тимофей… Любой геолог подтвердить может, что змеи любят находиться там, где есть залежи золота или других ценных металлов.

– По-моему, кто-то из присутствующих здесь в детстве сказок Бажова начитался. Про всяких змеек да ящерок…

Марина, похоже, обиделась на шутки Тимофея. Она проигнорировала его слова, хотя доля истины в них была – действительно, ее любимой сказкой было «Серебряное копытце».

Достала очки из рюкзака для себя и Троеглазова.

– А мне очки?

– И так не в меру глазастый, куда ж еще очки такому наблюдательному да остроумному!

– Все-все, больше задираться не буду! Я теперь хороший мальчик, можно мне очки?

Марина протянула ему очки и достала фотоаппарат.

– Давайте сфотографируемся на фоне «трезубца», снимок должен получиться просто сказочный. Алтайские Альпы, да и только!

Всем эта идея понравилась. Фотографировались парами и по одиночке, пока Троеглазов не угомонил своих спутников.

– Марина, убирай свою игрушку, нам пора. Сколько мы уже прошли, километров восемь – десять, а «трезубец» все еще далеко. Не будем расслабляться.

По предгорной равнине идти было легко – волны ковыля и разнотравья плавно катились до самой подошвы горы, а затем откатывались назад. Шли быстро, но не напрягаясь, – к вечеру надо было добраться до горы, чтобы не ставить палатку посредине равнины.

Гора, вверху такая красивая, покрытая белоснежной чалмой, внизу, у своего основания выглядела не так живописно. Она была покрыта серыми скальными отростками, которые чем-то напоминали наросты чаги на старых деревьях, темными провалами ущелий или пещер, идентифицировать которые на большом расстоянии было трудно.

Тимофей несколько раз прикладывал к глазам цейсовский бинокль, но восхищения от увиденного не испытал. Он заметил, что у подножия горы опять начался лес, деревья росли беспорядочно в окружении кустов и зарослей всевозможных трав, так что это все значительно может затруднить передвижение. Но расстраивать своих спутников раньше времени не стал. Понятное дело, не на экскурсию приехали, надо будет хорошенько потрудиться, прежде чем двое его одержимых путников найдут то, что ищут.

Тимофей, чувствовавший некую «ущербность» по сравнению с Мариной и Троеглазовым в виду полного отсутствия знаний, которыми они владели, с трудом понимал цель их экспедиции. Нет, то, что они ищут что-то необыкновенное, которое всколыхнет все научное сообщество, ему было понятно. Вот только почему они так уверены в том, что этого до них еще никто не сделал, а у них получится?..

Когда его босс начинал с Мариной вести умные разговоры – про айяндаков, про исторические события и переходил на сугубо научный, полный терминов и непонятных Тимофею определений стиль, он старался куда-нибудь уйти. Веток порубить или сухого хвороста для костра поискать, только чтобы не присутствовать при этом «безобразии». Ну, невозможно же такое слушать! Скука смертная, а эта парочка наслаждается дискуссией. «Как хорошо, что я университетов не кончал», – думал в такие моменты Тимофей и с утроенной энергией рубил ветки, которые ему совсем не мешали.

…К самому подножию горы подошли под вечер. Было еще светло, но чтобы обустроить место для стоянки, надо было торопиться. Тимофей дал всем задания: Троеглазову – рубить мягкие пушистые ветви, Марине – чистить картошку. Сам принялся разбирать палатку.

Местечко, где решили переночевать, ему не особенно понравилось, но более комфортного не нашлось. С тыльной стороны палатка упиралась в скалу, густо заросшую кустарником, с правой ее плотным кольцом окружали невысокие, молодые еще елочки, метрах в тридцати от которых протекала речушка. Слева была небольшая полянка, усеянная кустиками ароматной земляники. Здесь Тим в первую очередь соорудил подобие очага, возле которого уже суетилась Марина, а сам взялся ставить красивую ярко-синюю палатку. Троеглазов ушел за ветками и, чтобы держать его под контролем (вдруг заблудится!), Тимофей попросил его напевать или насвистывать какой-нибудь мотивчик.

Владлен Алексеевич посмеялся, но возражать не стал. Как только скрылся в ближайших кустах, стал насвистывать что-то трудновоспроизводимое. Марина тоже напевала себе под нос незамысловатую песенку, Тимофей с шумом и грохотом разбирал металлические конструкции, в результате чего могло показаться, что здесь остановилось не три человека, а гораздо больше…

Ощущение опасности, исходившей от этих громадных, безусловно, очень красивых, но таких чужих, неприступных гор, не покидало Тимофея. Признаться в этом боссу или, того хуже, Марине, он не осмелился – засмеют. Он то и дело оглядывался – казалось, что кто-то невидимый наблюдает за ними. Поэтому так сильно бренчал всем металлическим, имеющим способность бренчать, что только попадалось под руку.

«Вернемся домой, – рассуждал он, – обязательно схожу к врачу-невропатологу, или как они там называются. Пусть лекарства пропишет какие-нибудь, чтоб за каждым кустиком мне никто не чудился». Он и сам-то не мог понять, кого боится – живого человека или лесного чудища? «И это в мои-то годы! Позорище!»

Марина тоже неспроста напевала песенки. Ближе к вечеру ее стало охватывать беспокойство – приехали на самый край земли, бродим тут по нехоженым тропам, ищем какую-то старуху-колдунью… Жутковато, однако.

Только Троеглазов не испытывал никакого беспокойства. Напротив, он пребывал в состоянии, которое иначе чем эйфория назвать было нельзя. Ему хотелось не просто насвистывать, а свистеть подобно Соловью-разбойнику, петь во весь голос, а не напевать тихонько, как Марина. Ведь Сигора где-то здесь, она рядом, осталось только руку протянуть…

Троеглазов был рад – ему удалось улизнуть от Тимофея и Марины, остаться одному, чтобы вдали от чужих глаз пообщаться со своим сокровищем – Воителем. Он старался не показывать его спутникам, держал в потайном кармашке спортивного костюма. И хотя он чувствовал его присутствие на груди, очень хотелось посмотреть, подержать в руках этот маленький золотой талисман, «зарядиться» его энергией… Скоро, скоро