Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Францев не ответил, хотя он не спал, он размышлял, что надо кое в чем разобраться, потому что в элитном коттеджном поселке, как выяснилось, проживают странные люди. Чиновники, банкиры, какие-то мажоры, рассказывающие сказки про биткоины, Крокодилы, Фиалки, Лучики света, и у всех, судя по всему, криминальное прошлое, а может, и настоящее у них тоже такое. Надо бы завести папочку на каждого. И разложить все по полочкам: вот здесь у меня грабители, здесь взяточники, здесь воровки на доверии. Потом надо найти добровольных помощников, которые сообщали бы ему не только обо всех происшествиях, но и о том, кто кому что сказал и какое готовится преступление. «А в этом ты абсолютно прав, — сказал Кудеяров, протягивая ему снаряженную обойму для «ПМ», — вот, держи, за особые заслуги тебе выделяю восемь патронов. Только носи обойму в правом рукаве, чтобы быстрее можно было достать для перезарядки. Сам знаешь, как важна каждая секунда». Николай так и сделал, и начал подниматься по широкой лестнице, вошел в полутемный коридор, остановился у пионерской комнаты, прислушался: за дверью была тишина. А потом раздался звук, как будто кто-то ударил по барабану. Потом еще… Детский голос прошептал: «Раз, два, три, четыре. Бей, барабанщик, в барабан…» Николай открыл дверь, сделал шаг вперед и увидел мальчика, у которого на ремне через плечо висел пионерский барабан. Мальчик посмотрел на него испуганно. И тогда Францев вздрогнул от ужаса, потому что мальчиком этим был он сам. «Не бойся, — прошептал мальчику или самому себе Николай, — не бойся. Я тебя смогу защитить…» Он обернулся и увидел, что мимо двери по коридору пробежали какие-то люди. Он рванул туда и увидел парней с обрезами… «Стоять! — крикнул он. — Оружие на землю!» Парни бросились на него и стали трясти…
— Успокойся, — прошептал кто-то издалека, — успокойся, — снова прилетел ласковый голос, — я здесь, я люблю тебя.
Францев открыл глаза и увидел Лену.
— Успокойся, — повторила она, — я рядом, я никуда не денусь.
— Сон дурацкий приснился, — объяснил он.
— Я так и подумала.
— С чего вдруг? — не мог прийти в себя Францев.
— Успокойся, — погладила его Лена, — бывает так, что дурацкие сны снятся даже умным людям.
— Возможно, — сказал Николай, — не мне об этом судить. Потому что я, кажется, опростоволосился сегодня. Мне Краснова в «Вертолете» рассказала, как одному солидному посетителю на телефон позвонили и начали угрожать — да так, что он едва ли на феню не перешел. Он с женой был, но они после этого звонка не стали делать заказ и ушли, оставив на чай официантке тысячу рублей.
— Ого! — удивилась Лена.
— Вот то-то и оно, что ого, — согласился Францев. — Официантка сказала, что посетитель называл жену Бертой. А я только сейчас понял, что он называл ее не Бертой, а Беатой. И тогда все сходится: у единственной в наших краях Беаты Оборванцевой, то есть у Беаты Курицыной, есть красный «Мерседес»… Скорее всего, это она и была в «Вертолете» со своим мужем. А если Оборванцеву угрожали, то это уже серьезно, потому что он — государственный служащий… После праздников зайду к нему и ненавязчиво поинтересуюсь.
— Не надо, — попросила Лена, — у них в мэрии своя служба безопасности, и они там разберутся, если что.
— Главное, чтобы это «если что» не оказалось слишком поздно.
— И еще я узнала, — продолжила жена, — что у этой Беаты муж был участником войны, то есть он был заключенным, но как только война началась, пошел добровольцем. Вернулся без руки и работал тренером по городошному спорту и даже чемпионом был по городкам. А потом снова сел… И пошло-поехало… Но был в авторитете. И кличка у него была Ухват. По слухам, если он кого и хватал за горло, то уже не отпускал. Потом его убили. А его жена Беата — полька из Белоруссии; отсюда такое у нее имя. И так же внучку назвали.
Николай лежал молча. Потом поцеловал жену.
— Не хочу я о них говорить, да и вообще уже Восьмое марта. С праздником тебя.
Лена прижалась к нему и шепнула:
— Я сегодня ночью плакала. Но ты не волнуйся: я от счастья плакала. Подумала вдруг, что как бы радовалась мама, если бы видела тебя. Как бы она радовалась, глядя на наших детей! В один момент умерла: соседка в гости зашла, мама вышла на кухню за чайником и упала. И я осталась одна. Политех пришлось оставить, в магазин пошла работать — думала, что на всю жизнь одна осталась. Ты спишь?
— Я думаю, — ответил Николай, — о тебе думаю. А мамы и так нас всех видят: и твоя, и моя.
Глава двенадцатая
Не было и десяти утра, как зазвонил телефон.
— Это участковый инспектор полиции капитан Романов, — прозвучал мужской голос в трубке. — У меня вчера вечером был пропущенный звонок. Кто в предпраздничный день хотел меня слышать?
— Подполковник Францев из области. У меня есть вопрос по поводу одной гражданки, проживающей на вашем участке.
— А почему я должен вам докладывать? Откуда я знаю, что вы подполковник полиции? Каждый может генералом назваться.
— А я вот тогда не знаю, с каким Романовым я разговариваю: с Николаем Вторым или с Фонвизиным.
— Вообще-то я Второй.
— Это радует, — сообщил собеседнику Францев, — всегда приятно говорить с толковым сотрудником. А я когда-то стажировался у вас в районном убойном отделе. Меня даже хотели там оставить, но пришел молодой паренек — Игорь Гончаров — и оставили его.
— Подполковник Гончаров сейчас заместитель начальника РУВД по уголовному розыску.
— Приятно слышать: он был способным парнем. Теперь по моему делу: меня интересует твоя однофамилица, гражданка Романова Елизавета Петровна…
— Вчера звонили из следственного комитета и тоже ею интересовались. Но у меня на нее ничего нет. Несудима, не привлекалась, вызовов на ее адрес не было. Антиобщественный образ жизни она не ведет. Соседи на нее не жаловались. А лично я с ней не знаком. Могу, конечно, сходить проверить.
— Она по месту регистрации не живет уже месяца три с половиной. Но, в принципе, сходить и проверить можно. Может, она там вообще никогда не появлялась, купила регистрацию и живет спокойно?
— Схожу, — пообещал Николай Второй, — только сегодня не обещаю. Во-первых, праздник,