копьем. Старинная коптская икона в несколько примитивном стиле прекрасно передает его аллегорический образ: святой на коне, вооруженный двумя кривыми мечами, со спины пронзает копьем нечестивого императора. Почему со спины? Ну, во-первых, потому что удар императору молодым арабом (читай Меркурием) был нанесен в спину; во-вторых, зачастую римских августейших особ убивали в спину или перед казнью ослепляли, поскольку палачу не по чину смотреть в лицо, символизирующее на земле власть неба.

Так завершилась битва теней вокруг персоны императора Юлиана Отступника, в которой, как видно, христианская партия не могла проиграть, а языческая – победить. Для кафолической ортодоксии занимался новый день, когда возвращение язычества стало окончательно невозможным, а христианство начало уже свое триумфальное шествие по городам и весям латинской и эллинистической ойкумены, Запада и Востока, а фигура Юлиана Отступника исчахла в лучах Нового Митры римских христианских легионов – Сотера или Христа Пантократора. Не сей ли смысл, наконец, уразумел на одре слабеющий смертельно раненый император, когда воскликнул: “O Sol, Julianum perdidisti”: с латинского – «О, Солнце, (ты) потеряло Юлиана!»; хотя, на наш взгляд, более адекватен следующий русский перевод: «О, Солнце, Юлиан (тобой) погублен!». Тогда становится ясно, Кого он узнал в опаляющем Sol Invictus под небом огнепоклоннической Персии. Кроме того, современный Юлиану Отступнику источник сообщает, что император, собрав свою кровь в пригоршню, бросил ее в солнце со словами: «Будь удовлетворён!». Значит, Юлиан, в отличие от Святого Апостола Павла, перед агонией перенес ослепление не в жизнь, а в смерть, подобно тому, как и был некогда крещен арианским епископом Евсевием Никомедийским только в смерть Христову. Около 450 года Феодорит Кирский записал, что перед смертью Юлиан воскликнул: «Ты победил, Галилеянин!». Однако очевидец и участник событий Аммиан Марцеллин и, как нам представляется, хоть и язычник, но агент христианской партии, ничего подобного не сообщает. Скорее всего, последняя фраза Юлиана является поздней вставкой и вложена в его уста церковными историками, или с течением времени изменена ими в интересах Церкви. Последнее уже не столь важно, ибо с нашей интерпретацией предсмертной фразы императора все оказывается на своих местах.

В момент, когда пролитая царственная кровь Юлиана Отступника была брошена им в Sol Invictus, христианство, укрепившись в своей церковной организации перешло из осевого времени, связанного с этикой по Кьеркегору, в стадию своего исторического существования, приобретя свои прочные религиозные основания – ибо жертва была исполнена.

Жертвоприношения и жертвоприношение Юлиана

Его темная святость

Последнее отнюдь не оксюморон. Дело в том, что практически каждый день Юлиан Отступник приносил богам в жертву быка, и языческий историк Аммиан Марцеллин вынужден даже саркастически отметить, что, наверное, на земле нет столько быков, сколько их нужно императору для жертвоприношений. Судя по всему, Юлиан ощущал себя Митрой, совершающим жертвоприношение тельца своему солнечному божеству.

Монета Константина Великого от 337 г. с изображением его Лабарума, пронзающего древком змею. Некоторые видят в ней будущего императора Юлиана Отступника

В своем рассуждении «О Царе-Солнце», главном источнике солнцепоклонничества Юлиана, он писал, что с юных лет был охвачен страстной любовью к лучам божественного светила; он не только днем желал устремлять на него свои взоры, но и в ясные ночи оставлял все, чтобы идти восхищаться небесными красотами; погруженный в это созерцание, он не слышал тех, кто с ним говорил, и даже терял сознание. Однако довольно мистически изложенное самим Юлианом его религиозное мировоззрение повторяет известную платоническую концепцию существования трех сфер бытия, а у неоплатоника Прокла – трех Демиургов. Первое солнце есть идея всего сущего, оно духовное, мыслимое и целостное, содержащее в себе мир абсолютной истины, принципов и первопричин. Наше мироздание и зримое нами солнце, являясь чувственным миром, предстают лишь отражением мыслимого мира посредством мыслящего мир со своим солнцем. Попутно отметим, что все это соответствует стадиям экзистенций по Кьеркегору: эстетической, этической и религиозной. Мыслящий мир является отражением мыслимого-духовного мира, но сам, в свою очередь, служит образцом для мира чувственного, который, стало быть, есть отражение отражения, воспроизведение на второй ступени абсолютного образчика, поскольку высшее Солнце слишком недоступно для человека; тогда как солнце чувственного мира слишком материально для обожествления. Следовательно, император сосредоточивал весь свой духовно-религиозный порыв на срединном мыслящем Солнце, называя его «Царем-Солнцем», «Солнцем-Сердцем» и ему поклоняясь.

Таким образом, император Юлиан Отступник верил в триаду солнц или трех Демиургов по неоплатоникам, являющихся первопричинами и началами большой иерархии других монад, триад и множеств духовных, душевных и материальных существ. Что это, как не философская вера в Святую Троицу Единого Бога: Отца, Сына и Святого Духа. Что же тогда исповедовал император Юлиан под покровом политеистической канвы эллинской религии? Разумеется, это было философическое христианство без Христа. Перед смертью он узнал Его в мыслящем Солнце, которое есть и Sol Invictus и Сотер Пантократор, но было уже поздно. Однако пусть так, но Юлиан принес себя в жертву Ему. Стало быть, и слова о галилеянине здесь излишни, поскольку Солнечный Логос Христа – за гранью эпитетов, племенных слов, имен и обозначений. Исполнил ли император тем самым роль библейского «козла отпущения»? Возможно. Но его жертва, как выясняется, впоследствии оказалась оцененной Святой Церковью.

Тело Юлиана, умершего после раны нанесенной в спину молодым арабом из племени Бану Тайи (он же Святой Меркурий Воин), забальзамировали с помощью меда и погребли в языческом капище в Тарсе в Киликии; говорят, что христианские легионы его войска особо торжественно скандировали: «Император мертв! Да здравствует император!»; однако по прошествии определенного времени тело императора легионеры перенесли на его родину в Константинополь: там его погребли в церкви Святых Апостолов рядом с телом его жены, в пурпурном саркофаге, но как тело отступника – без отпевания. И здесь разве не проявляется очередной парадокс христианства, когда даже тела актеров и проституток запрещалось хоронить в церковной ограде, а ведь Юлиан – вероотступник, пусть и августейший, но носитель смертного греха, равного по тяжести или даже превосходившего в то время злоумышленное убийство? Ну это, как если бы сегодня захоронить вождя большевиков и страшного гонителя Христовой Церкви В. И. Ленина в Храме Христа Спасителя лишь на основании того, что где-то рядом в церковной ограде лежали его родственники. Не абсурд ли, не профанация ли? Но в нашем случае ни профанацией, ни случайностью совсем не пахнет. С другой стороны, христианские пастыри раннего конца античности и раннего средневековья, вышедшие из платонических риторских и философских школ, уж никак не уступали в богословской подготовке, литургической практике и гомилетике нынешним специалистам в области христианской теологии, о