Он вздыхает.

– Елена Мишель Райли из Дейзи, двадцать шесть лет, библиотекарь. Отец умер, мать жива. Есть сестра-погодок. Не была ни замужем, ни под арестом, не якшалась с профессиональными спортсменами. Приехала из Нью-Йорка и поселилась в доме своей бабки. – Он сопит. – Учти, никогда больше не стану заниматься ничем подобным. Моя задача – лепить твой имидж, а не копаться в подноготной твоих девиц.

Меня настораживает колебание в его тоне.

– Ну, что еще? – Оказывается, мне необходимо знать о ней буквально все.

– Она живет с мужчиной.

Всплеск ревности.

– Его имя?

– Тофер Уэйнскотт. Твоя девочка занята. Отступись.

Тофер Уэйнс…

– Адрес?

Он вздыхает.

– Ты серьезно, Джек? Ты не можешь просто так взять и заявиться к ней. Помнишь, она не подписала соглашение о неразглашении.

– Я не дурак, Лоренс. Шли адрес.

Он присылает адрес, и я записываю его в телефоне.

– Спасибо. До скорого. – Я обрываю связь, не дослушав его внушение насчет бессмысленности дальнейших телодвижений.

Я иду к своему Porsche, но у самой дверцы замираю от неприятной мысли. Я обвинял ее в том, что она меня преследует, а сам…

Ну и пусть.

Я помню, как она смотрела на меня в VIP-зале, даже во время спора. Со мной она кончила три раза, хотя до этого не испытывала оргазм ни с одним мужчиной. Помню, как она хихикала, когда я целовал ее под коленкой; помню ее стоны, когда я целовал одно особенно чувствительное местечко у нее на шее…

О да!..

Это было нечто, и что бы это ни было, я хочу повторения.

Елена

Около 11 часов я подъезжаю к дому и бегу скорее внутрь, прячась от дождя.

Согревшись виски из бабушкиных запасов, я принимаюсь расхаживать взад-вперед, размышляя о Джеке. Вспоминаю, как он, стоя под дождем, рассказывал о себе, и прихожу к мысли, что он не просто бабник-футболист: он опасен, потому что ужасно сексуален.

Я прерывисто дышу.

Забудь его!

Даже если у него это был первый раз за год.

Почему он столько ждал?

Из-за боли после разрыва с его бывшей и из-за книги, которую она написала? Может быть.

А еще он… робкий?

Этого я не могу представить: слишком умело он меня ублажал у себя в пентхаусе.

Впрочем, надо понимать, о ком идет речь: возможно, он имел в виду не секс, а вообще себя. Возможно, секс для него – новая категория, способ забыться…

О-о…

Ну вот, довела себя до нового всплеска желания…

Уф.

Ясное дело, ноги сами несут меня в швейную мастерскую – комнату с высоким потолком и тяжелой старинной люстрой. Раньше здесь шила и кроила бабушка, придумывавшая для меня и для Жизель миленькие платьица. Ее швейная машинка так и осталась в углу – старинный черный «Зингер», чугунный, неподъемный. Мое рабочее место находится в застекленном эркере: это чертежный стол, профессиональный оверлок и две швейные машинки. Комната заставлена манекенами – стандартными и раздвижными, каждый наряжен в созданное мной нижнее белье. На полках, собранных мной же на пару с Тофером, аккуратно разложены кружева, шелка, отрезы с блестками, нитки, ленты, образцы тканей.

На чертежном столе белеет листок с электронным письмом, которое я распечатала в пятницу. Я беру его и снова читаю.

Дорогая Елена,

мы признательны вам за интерес к нашей компании и к образцам наших эскизов.

В данный момент в нашем отделе дизайна имеется вакансия. Она открыта на год с возможностью полного трудоустройства и сопутствующими бонусами. Я понимаю, что это не совсем то, чего вам хотелось бы, тем не менее я с радостью обговорю с вами перспективы работы у нас. Позвоните мне, пожалуйста, мы назначим встречу. Я с удовольствием изучу ваши проекты лично.

Маркус Браун

CEO, Little Rose Lingerie

Я разочарованно отпиваю виски и довольно жмурюсь от обжигающей жидкости. Две-три недели назад я отправила Маркусу несколько своих набросков и приложила к письму ссылку на мой блог. Сама не знаю, чего я ждала, – не исключено, что объятий и предложения реальной должности.

Это так не работает, Елена. У меня нет опыта в модной отрасли – только собственный взгляд. Ну, и степень по английскому языку.

Я вожу пальцем по письму. Это могло бы стать важным шагом; с другой стороны, беготня по мелким поручениям и поглощение латте – не совсем то, о чем я мечтаю.

К тому же я думаю о маме. У нее будет сердечный приступ, если я брошу работу в Дейзи, на которую она меня устроила с помощью влиятельных друзей. И вообще, она придет в ужас, если узнает, что меня тянет к нижнему белью. Сплетни ее прикончат.

Я откладываю письмо, плюхаюсь в темно-зеленое бархатное кресло в углу в стиле королевы Анны и смотрю вверх, на люстру.

Уйти с работы – нет, это такая нелепость, что я хохочу в голос.

Бабушка посоветовала бы мне принять предложение. Она всегда поощряла мои идеи, подбивала уехать из Дейзи, посмотреть мир. Когда мама обиделась, что я не возвращаюсь в Дейзи после окончания Университета Нью-Йорка, бабушка устроила мне вечеринку в честь поступления на работу в нью-йоркское издательство. Она одобрила мое путешествие по Европе в одиночку. Она считала, что сумела заразить меня своей непоседливостью и непокорностью.

Я отмахиваюсь от воспоминаний, ставлю на столик стакан с виски и достаю записку Джека, чтобы погладить пальцем кривые строчки.

Я оставила его стоять под дождем.

Я скупо улыбаюсь. Не каждая способна удрать от самого горячего мужчины в своей жизни.

Любопытно, как он поступит теперь.

Когда мужчины вроде Джека чего-то хотят, то дух конкуренции превращает это в цель и гонит их неуклонно идти к победе. Так я поняла слова Девона.

Поглядим…

* * *

Меня будит звонок. Я чертыхаюсь.

Ромео, спящий у меня под боком, тычется пятачком мне в руку и жалобно хрюкает, когда я тянусь за телефоном.

– Подъем, подъем!

Я встречаю ее натужную бодрость стоном.

– Мама, сейчас всего восемь утра!

– И к тому же воскресенье. Две недели назад ты обещала мне пойти сегодня в церковь.

– Тише! – Я вытягиваюсь в постели. – Неужели обещала? – Я морщу нос, смутно припоминая ее занудство в салоне Cut‘N’Curl, куда я заглянула немного постричься.