– Мне нравится скрытность. Низкий профиль – так, кажется, это называется у молодежи? Это сильнее возбуждает.

Она пихает меня локтем, мама косится на нас. Наверное, мы что-то пропустили.

Ах да, проповедник!

Мистер Родс встречается взглядом со мной, потом упирается взглядом в мою обувь. Четырехдюймовые каблуки, само изящество! Я уже успела почувствовать себя в них как в любимых тапочках.

Он поднимает глаза на мое ухмыляющееся лицо.

– Приятно познакомиться. – Он трясет мою ладошку.

– Добро пожаловать в Дейзи, мистер Родс. Рада вашему приезду. – Я не кривлю душой. Его предшественнику было семьдесят лет, ему давно пора было на покой.

– Прошу вас, называйте меня Патрик. Синтия без устали о вас рассказывает. В этом году вы снова ставите «Ромео и Джульетту»? Обязательно посмотрю!

Рассказывает без устали? Я вздрагиваю.

Она не на шутку за меня переживает. За всей этой суетой насчет того, что мне необходимо взяться за ум, скрывается тревога, что я нахожусь на перепутье, что что-то опасное, сидящее у меня внутри, вот-вот вырвется наружу. Боится, наверное, как бы я не сбежала обратно в Нью-Йорк.

– Разумеется, непременно! – Я изображаю улыбку.

В его взгляде появляется подобие интереса. Неужели туфель оказалось мало, чтобы его отпугнуть?

Нет-нет-нет!

Я никогда не смогла бы стать девушкой или, того хуже, женой проповедника. Я поклонница виски, вибраторов и сексуального бельишка…

– Благодарю вас, да, очень рад здесь оказаться… – произносит у меня за спиной безошибочно узнаваемый бас, и каждый мой мускул недоверчиво (или облегченно?) напрягается. Я оглядываюсь и вижу Джека. Он только что вошел и болтает с парой, назначенной приветствовать входящих. Мама, в отличие от него, не удостоила их вниманием.

На его скулах сереет щетина – наверное, не было времени побриться, волосы слегка влажные, как будто он недавно принял душ.

– Что за черт?.. – ахаю я.

– Кто это? – спрашивает мать, толкая меня локтем.

– Д-ж-е-к.

Тетя Клара хихикает.

– Она тянет слова! Надо нести нашатырь.

– Что? Нет! – Я мотаю головой.

– Квотербек «Тигров» собственной персоной! – бормочет Патрик. – Вот это да! Вы таки позаботились об аншлаге, Синтия.

Мама молча пожимает плечами.

Джек медленно поворачивается и смотрит на меня.

Мне предназначена улыбка – сверкание белоснежных зубов на загорелом лице, морщинки в уголках прищуренных глаз. Он ерошит пятерней свои темные волосы, оглядывает меня с головы до ног, упирается взглядом мне в лицо. Сначала он колеблется, потом шагает к нам.

– Елена.

Джек произносит мое имя медленно, теплым голосом, с ноткой изумления.

Я чувствую, что краснею, причем причудливым образом: начав с пальцев ног, краска поднимается волной по телу и, наконец, заливает все лицо.

Я не владею собой. Моя способность к самообладанию сильно пострадала.

Что… он… здесь… делает?

Несколько секунд мы глазеем друг на друга. Я мысленно вижу его в темноте, под дождем…

Клара достает кружевной веер и яростно им обмахивается.

Мама смотрит на меня так, словно хочет насквозь прожечь взглядом. Она ждет, чтобы я их представила, но я не хочу.

Я несколько раз беззвучно открываю и закрываю рот. Мое состояние не составляет для Джека тайны.

Мое волнение ни от кого не может ускользнуть.

Не удивлюсь, если он видит, как напряглись мои соски в бюстгальтере.

На нем узкие джинсы с низкой посадкой, кожаные мокасины, рубашка излюбленного фасона – с воротничком на пуговицах, в этот раз голубовато-желтоватая. Рукава закатаны до локтей, волосы на руках выгорели от солнца.

– Пойду сяду, – сообщает мама, ни к кому не обращаясь, но остается на месте.

– Да, пора, – подхватывает тетя Клара. – А то задний ряд займут Палмеры. Им невдомек, что, один раз заняв место, ты превращаешь его в свою собственность.

Но все продолжают стоять, как стояли.

– Терпеть этого не могу! – бормочет мама. – Я здесь старожил, в отличие от них. Это мое место. Надо превратить это в твердое правило.

Тетя Клара согласно кивает.

– Твой муж, мир его душе, пятнадцать лет был здешним мэром. Ты – столп общины, без пяти минут особа королевских кровей.

Патрик откашливается.

– Передний ряд обычно пустует. Так, по крайней мере, было в моем прошлом приходе.

– Никто не хочет сидеть в первом ряду. Хотя бы виски для приманки поставили, – шепчет мне на ухо тетя Клара, но мне сейчас не до ее шуток: не могу оторвать глаз от Джека.

Он тоже стоит, поедая меня глазами.

– Поторопимся в наш ряд, Синтия! – громко зовет маму тетя Клара и тащит ее за собой. Обе, удаляясь, то и дело озираются на нас.

Мы остались втроем: я, проповедник, футболист. Обычно так начинаются плохие анекдоты.

Джек наконец-то переводит взгляд с меня на Патрика и пожимает ему руку.

– Джек Хоук. Рад познакомиться. Приятное место.

Их рукопожатие выглядит очень крепким.

– Добро пожаловать! – говорит Патрик, широко улыбаясь. – Я ваш заядлый поклонник. Старшеклассником я сам играл в американский футбол, был принимающим. Какими судьбами в Дейзи? Вы знакомы с Еленой? – Патрик приподнимает бровь.

– Да, знаком. С ней и еще с некоторыми здесь… – Джек вынужден замолчать, потому что хор заводит «Великую Благодать».

– Простите, это сигнал. Мне пора. – Патрик кивком указывает на зал. – Это мой первый день. Приятно было познакомиться. – Он улыбается мне. – И с вами, Елена. Надеюсь, я увижу вас на репетициях?

– Непременно.

Он исчезает за дверью, ведущей туда, где стоит хор. Там его ждет специальный стул.

Я с хмурым видом поворачиваюсь к Джеку и хрипло говорю:

– Не понимаю, что тебе здесь понадобилось.

Он морщится, на его лице появляется виноватое выражение.

– Клянусь, не знал, что встречу здесь тебя, но даже это сегодня не самое интересное…

Я обдумываю услышанное.

– Ты что же, случайно попал в Дейзи, на службу?

– Не совсем.

– Мисс Райли! – раздается из двери, и в фойе появляется Тимми Кейн. Я рада отвлечься и встречаю его улыбкой, он торопится ко мне и обнимает меня здоровой рукой – другая в гипсе. Гипс исписан яркими каракулями. Я читаю фамилию Джека и различаю тигра, смахивающего на татуировку у Джека на спине.