вероятно, заставило организаторов свадьбы сломать мозги, решая вопросы размещения, рассадки и транспортировки гостей, но, честное слово, в то время я об этом не думала. Я была там – по крайней мере, сама так считала, – чтобы поддержать подругу, произнести речь, отпустить пару шуточек в напряженные моменты и поучаствовать в любом ручном, эмоциональном или логистическом труде, какой только подвернется. Вот так одним оранжевым, как чипсы Doritos, закатным вечером перед свадьбой я и оказалась на приставной лестнице в босоножках, прикрепляя уличную гирлянду к дощатой обшивке французского амбара, в то время как на соседнем поле мычала, точно застрявшая пила, корова. Кстати, меня учил отец, которого учил тот самый рабочий-ирландец, перекрестивший мою ладошку серебром, когда мне было всего пара дней от роду: когда красишь, стоя на лестнице, надо сперва вытянуть руку на всю длину, а потом вести кистью к себе, в сторону тела. Тогда нет искушения дотянуться рукой подальше, потерять равновесие и в результате свалиться. Я это знала. И все равно, как Икар в букмекерской конторе, потянулась слишком далеко. Когда лестница подо мной пошатнулась, я вскинула глаза к просторному голубому небу над головой и подумала: «Неужели вот так я и умру?» Развешивая гирлянду на очередной свадьбе? Убитая потребностью утереть нос традициям и гендерным стереотипам? Окончу жизнь босая, немытая и откровенно одинокая? К счастью, не успев рухнуть на пол в ярких искрах порванной электропроводки, я ухватилась за свес крыши. Лестница встала на место, я зацепила гирлянду за последний гвоздь и с горящим от стыда лицом спустилась туда, откуда наблюдал за мной брат жениха, поставив ногу на нижнюю ступеньку, с каменной физиономией, ничем не выдавшей тайного веселья.

По правде говоря, я никогда не получала удовольствия от свадеб. Хотя нет, погодите! Это звучит слишком упрощенно, нарочито незаинтересованно или мизантропически. На самом деле я боюсь свадеб. Как арахнофоб, подступающий к двери пыльного сарая, прихожу на свадьбы с зажатыми плечами, с горящей от волнения кожей и мчащимся вскачь сердцем. Фруктовый торт и забытые тексты речей, натянутые улыбки и прищемленные пальцы на ногах… Засахаренный миндаль и зыбкая тревожность, официозная пантомима, заорганизованная церемония, групповые фотографии… Холодные закуски, неозвученные прегрешения, бесконечный пустой треп. Первый танец, рыдания в туалете, подписание брачного контракта, мозольные пластыри, зубы, потемневшие от красного вина, пьяный дедушка. «Я объявляю вас», брошенный букет, главный стол, флажки пастельных цветов, нагрудный платок – словом, весь этот кошмар заставлял меня скрипеть зубами сколько себя помню. Правда ли это? Не совсем.

Еще капельку отодрать корочку на ране – и вот что я могу вам сказать: я возненавидела свадьбы с тех пор, как отец женился. Дважды.

Мои родители, совершив как раз такой невообразимый финт ушами, какого я и привыкла ожидать от двух людей, некогда выложивших целый патио осколками керамики, которую успели наколотить всего за год скандалов, решили пожениться после того, как провели предыдущий год не только врозь, но и живя в разных домах. Мне было девять лет. Меня прочили в подружки невесты. Тетушка собиралась сшить мне голубое платье любого фасона, какой захочу. Я попросила пышные рукава и спросила, можно ли надеть под него кроссовки с блестящими шнурками. Утром в день свадьбы я нечаянно села на тарелку со сливочным маслом (как это случилось, мы никогда не узнаем), и на платье красовалось жирное пятно во всю задницу. Во время гигантского пикника после регистрации брака дети гостей нашли гравийные кучи и принялись кататься с них и катались как минимум час, после чего пришел парковый сторож и сообщил, что эти кучи павлины используют в качестве туалета. У отца был жиденький седеющий конский хвост, и он пел репертуар The Platters под аккомпанемент крохотного белого кассетного магнитофончика. Мать была в гигантской шляпе, украшенной грибочками из ткани, и пела The House of Rising Sun на вечернем караоке. Моя бабушка по матери была в темно-синем костюме с юбкой, в белых лодочках и с сумкой в тон. Дедушка надел галстук в диагональную полоску. Родители были женаты более семи лет – экое безрассудство! К моменту второй свадьбы отца мне исполнилось двадцать, я училась в университете, и парня не было. Несмотря на тот факт (или, может быть, благодаря тому факту), что брак собственных родителей был столь колоссальной пустой тратой усилий, оказалось трудно переварить перспективу очередной свадьбы. Пока отец и его новая жена утанцовывали с церемонии под I Feel Good Джеймса Брауна, я осела на землю позади электрощита, блюя на кирпичную стену. Словно все напряжение, вся печаль, весь страх и неизбывное чувство неловкости пытались выкарабкаться из тела, выпихнуться изо рта на пол. Пребывание на второй свадьбе отца в статусе дочери от предыдущего брака заставило почувствовать себя мрачным жнецом в кораллово-розовом платье (да, у этой свадьбы была радужная тема). Я – неудобное физическое напоминание о том, как в действительности непрочны и бессмысленны брачные обеты. В какой-то момент празднования папа велел всем собраться в огромный радужный полукруг вокруг «членов семьи» для общего фото. Отец, его новая жена и две маленькие дочки-блондинки сидели на одеяле на переднем плане фотографии, улыбаясь в камеру. Это Семья. А где я? Стояла в заднем ряду оранжевой секции фото, позади женщины, которую никогда прежде не видела. Мне было не место в Семье в тот день. Мое место в Прошлом.

Так что да. У меня нет приятных ассоциаций со свадьбами. Вероятно, именно поэтому я большую часть «двадцатых» злобно и громогласно поносила брак и особенно свадьбы в разговорах с каждым, кому не повезло меня слушать. Я плевалась кислотой в едких обличительных речах о бессмысленных жестах. О том, как лицемерно совершать религиозное таинство, прекрасно зная, что не веришь ни в какого бога. О том, какая чушь – клясться вести себя определенным образом через пятьдесят семь лет в далеком будущем, несмотря на тот факт, что сам не знаешь, как будешь вести себя через неделю. О гетеро-нормативном фанатизме всей системы (это было задолго до принятия закона о равных браках). Если меня продолжали слушать, я начинала свирепо набрасываться на пантомимную претенциозность девственности со всеми этими белыми платьями и шуточками про первую брачную ночь. На пошлую развязную традицию речи шафера; на колоссальные затраты, на которые должен пойти каждый гость, чтобы купить билет на поезд, номер в отеле, подарок, наряд. Если собеседник давал еще пару минут, я принималась орать ему в лицо, будто свадьба дает совершенно незнакомым людям разрешение спрашивать тебя, хочешь