Подвал дома оказался местом захоронения, а также источником песчинок, прилипших к волосам и коже жертвы. У подножия ведущей в подвал лестницы полицейские обнаружили выложенную из кирпича могилу, недавно покрашенную зеленой глянцевой краской и заполненную песком. Анализ показал, что это был строительный песок с добавлением большого количества дизельного масла. Мы с изумлением узнали, что во время войны в Персидском заливе йеменцы поливали погибших моторным маслом, а затем закапывали их в песке. Это определенно не было традицией в Йоркшире, и в результате длительных допросов преступников выяснилось, что сын и внук попросту повторили то, что видели во время войны в Персидском заливе. Дедушка был властным и жестоким стариком. Они больше не могли выносить его истязания, и в порыве гнева пошли на радикальные меры, когда тот, в качестве наказания за какой-то пустяковый проступок, прижег своему внуку ногу предварительно раскаленным на огне лезвием ножа. Они выхватили нож у старика из рук и ударили его.

Еще в начале расследования меня попросили как можно больше узнать о доме, его обитателях и их привычках. Снаружи на тротуаре был люк для сброса угля, от которого прямо в подвал вела шахта, и я не смогла удержаться от того, чтобы взять оттуда пробы угольной пыли. Я чуть голову себе не сломала, пытаясь интерпретировать содержимое, пока не поняла, что передо мной богатый пыльцевой профиль, соответствовавший сенокосному лугу, причем пыльца сохранилась настолько хорошо, словно осыпалась только вчера. Тогда-то на меня и снизошло озарение: я вспомнила, что, когда была маленькой, люди еще ездили на лошадях. Они заполняли улицы каждый день, и когда угольщик останавливался, чтобы забросить лопатой уголь в подвал, его лошадь тоже останавливалась отдохнуть. Со времени своего детства в Уэльсе я хорошо помнила остававшиеся после лошадей разных торговцев лепешки дымящегося навоза, которые были разбросаны по всей улице. Этот продукт очень ценили садоводы и лопатами собирали его в ведра. Разумеется, вот как следы сенокосного луга и попали в подвал.

Высохший лошадиный навоз легко крошится, и его частицы разносятся по воздуху, попадая в каждый уголок, в каждую щель. Поколение за поколением крошечные кусочки навоза, в котором было полно пыльцы, попадали в шахту, а сернистый уголь, надо полагать, своей кислотностью предотвращал любую микробную активность, тем самым идеально сохраняя пыльцу. Пережив агрессивную среду лошадиного кишечника, она попадала в эту шахту, наверное, еще с викторианских времен – и уж точно не позже сороковых или начала пятидесятых годов прошлого века.

Благодаря этому открытию я стала гораздо лучше понимать попадавшиеся мне странные пыльцевые профили – научилась представлять, как использовалось место, и с тех пор находила следы сенокосного луга в глубине леса, вдалеке от пастбищ и пахотных полей, а причиной был все тот же засохший лошадиный навоз, частицы которого принес с дороги ветер. Таким образом, неудивительно и то, что однажды доисторическая пыльца была извлечена из помета мамонта, бродившего по земле десять тысяч лет назад, а также из кишечника найденного в 1991 году Этци – замерзшей мумии охотника эпохи неолита, более пяти тысяч лет назад скитавшегося по Альпам, в лопаточной кости которого застряла убившая его стрела. Найденные в кишечнике пыльца и споры действительно часто оказываются в отличном состоянии.

С учетом того, что пыльца способна сохраняться тысячелетиями, пожалуй, неудивительно, что одежда жертвы и преступника сыграла столь важную роль в деле об изнасиловании в Северном Уэссексе. Но даже если бы человек был достаточно осведомлен о работе криминалистов, чтобы уничтожить одежду либо с кем-то ею поменяться, эти улики вовсе не обязательно потерялись бы. Живые или мертвые, большинство из нас обладают естественным атрибутом, улавливающим на себе палиноморфы. Наши волосы следуют за нами, куда бы мы не пошли, и, независимо от того, пользуемся ли мы спреем, гелем или какими-то еще средствами для волос, пыльца и споры цепко прилипают к ним под действием сил электростатического притяжения, и это подводит меня к рассказу о совершенно другом деле.

Девушка числилась пропавшей уже почти год, когда на исходе лета 2001 года ее тело нашли в вырытом углублении на границе йоркширского лесного питомника. Она была завернута в одеяло, второпях намотанное на ее тело убийцей. Пострадавшей не было и пятнадцати, когда она исчезла по дороге домой после похода по магазинам с друзьями, и ее пропажа привела к самой масштабной в истории йоркширской полиции поисковой операции. Двести полицейских и сотни добровольцев рассредоточились по улицам и вдоль автобусного маршрута, по которому девушка направлялась домой, постучали в тысячи дверей, обыскали восемьсот домов, сараев, гаражей и пристроек. Были выданы ордера на обыск, 140 прежде осужденных мужчин были допрошены и попали под следствие, кучи бытовых отходов заметно поредели после тщательной проверки свалок, а местный меценат даже предложил награду в десять тысяч фунтов за любую информацию, которая бы помогла возвращению девушки. Все это, однако, было уже бессмысленно: она больше не могла вернуться домой.

Ее нашли во время прогулки с собакой, как это часто бывает. Могила находилась всего в ста метрах от места, где десятью годами ранее было найдено тело другой убитой девушки. Под пододеяльником из поликоттона с цветочным рисунком ее тело было завернуто в несколько зеленых полиэтиленовых мешков для мусора, а на голову надет черный мусорный мешок, зафиксированный вокруг шеи собачьим ошейником. Вдоль проходящей поблизости дороги были посажены различные местные виды лиственных деревьев. Комиссия по лесоводству частенько так поступает, чтобы создать впечатление, будто их лесопитомники с завезенными породами более разнообразны, чем на самом деле. Между краем леса и дорогой простирался луг на кислой почве с периодически встречающимися островками вереска, черники и орляка. Подобный ландшафт чрезвычайно распространен в Йоркшире и других частях Англии, где Комиссия по лесоводству совместно с местными землевладельцами распространяет эти мрачные леса вдоль склонов наших холмов. Внутри они тенистые и запущенные, а деревья неизбежно рассажены ровными рядами: совершенно недружелюбное место для диких животных. Мне такие посадки всегда кажутся каким-то зловещим покровом, не предвещающим ничего хорошего, и у меня порой язык не поворачивается называть эти массивы лесом.

Когда я приехала на место захоронения, несколько полицейских и криминалистов в полном облачении были вовсю заняты делом, однако царила тишина. Я была не особо рада увидеть археолога-криминалиста, уже начавшего свои раскопки, не позаботившись о сохранении поверхности вокруг могилы. Из-за этого важнейшие места, в которых мне нужно было взять поверхностные образцы, оказались загрязнены землей из могилы. Я принялась брать неиспорченные образцы как можно ближе к месту обнаружения тела, параллельно изучая растительность вокруг могилы, а также вдоль предполагаемого пути убийцы. Потом составила подробный перечень видов, чтобы при необходимости можно было сравнить этот ботанический профиль с тем, что мне удастся получить из вещей преступника, если полиция, конечно, сможет его задержать.

Но посреди всей этой мрачной, безрадостной картины забрезжил небольшой лучик надежды: поскольку тело бедной девушки плотно обмотали пакетами, оно было защищено от контакта с землей или окружающей растительностью. Любые следовые улики, которые мне удалось бы найти на ней, представляли бы не лесную местность, где она была похоронена, а последнее место, где она контактировала с «внешним миром». Это могло вывести нас прямиком на убийцу.