обзавелась своей кроваткой с горкой. Собрать ее мог и медведь-шофер, для этого необязательно было звать Иллариона.

Брайко тоже перестал рваться в чужой дом: сладок запретный плод, а когда можно, не особенно-то и хочется. Нашлись более увлекательные занятия – кормежка уток и лебедей в пруду, прыжки на надувном батуте и катание на карусели-паровозике в торговом комплексе. Илларион наконец-то купил машину, обустроил на заднем сиденье логово из одеял, и теперь они много ездили, знакомясь с городом – утром и вечером, уделяя пару часов дневному сну. Солнце припекало, как будто июль в разгаре, а не май на носу. Гвидон, которому Илларион на это пожаловался, расхохотался и сказал: «Что же ты в июле и августе делать будешь, ума не приложу!». Обсудив погоду, они договорились о поездке в Ежовку и Метелицу. Дарина прилетала в Минеральные Бани через три дня, Гвидон заранее отрабатывал смены, чтобы освободить себе пару недель, а Илларион, который не рискнул бы договариваться и меняться – только-только официально оформился – недавно удачно выручил командира другого подразделения и мог потребовать должок.

– Я еду на машине. Это четырнадцать часов. И не черепашьей скоростью, – предупредил Гвидон. – Подумай, выдержит ли мелкий. Светланочка любит в машине кататься. То в окно смотрит, то мультики на планшете, то спит, если все надоело. Можно добираться поездом. Можно лететь самолетом до Минеральных Бань. Попросить батю встретить, он на машине приедет. Решай сам.

– Я лучше тоже на машине. Поезда Брайко не нравятся, самолеты через раз. А в машине есть логово на заднем сиденье, и он в нем отлично спит.

– Договорились. Тогда созвонимся послезавтра и рванем, если ничего не стрясется.

И одному, и другому предстояли горячие смены на службе. Отряд, в котором служил Гвидон, ставили в оцепление на городских празднествах. В первые дни мая люди и оборотни славили Ясменя-Громовержца, владыку молний. Ярмарки и народные гулянья на площадях заканчивались беспорядочными фейерверками. Илларион фейерверки терпеть не мог, и запретил бы законом, но его, к сожалению, никто не спрашивал. Наверное, потому что не тушили квартиры и балконы, загоревшиеся от рикошета, не проливали парки, в которых вспыхивала сухая трава и деревья, не ждали «Скорую», чтобы передать спасенных с различными травмами.

В день перед дежурством Илларион решил, что надо сообщить Альме об отъезде. Все-таки соседи. А вдруг Здравка надумает навестить Братислава, ткнется в запертую дверь и обидится? Или Альме что-нибудь понадобится. Лучше предупредить.

Они пошли через дорогу на ногах – и Брайко тоже. Постучались в калитку, которую Альма открыла без вопроса. Илларион выдержал испытующий фиолетовый взгляд и сообщил:

– Мы уезжаем.

Альма изменилась в лице. Илларион продолжил:

– На неделю. С Гвидоном. В Ежовку. Если вам вдруг что-то понадобится, придется немного подождать. Извините.

– Гвидон – это тот волк, который привозит вам воняющий чесноком лук? – уточнила Альма.

– Да. Меня позвали на рыбалку, – Илларион почувствовал неловкость – незачем выкладывать это ведунье – и быстро закончил речь. – Подумал, что надо вам об этом сказать из-за детей, хотя Здравка к нам сейчас не приходит.

– Она приболела, – объяснила Альма. – Переела маринованных корнишонов. Это мелкие огурцы. Они были обманчиво сладкие, и Здравка съела целую банку. Я не уследила. Заработалась. У меня заказ. Вроде бы простой, а не получается выполнить. Все из рук валится.

Илларион посочувствовал, оставил Альме свой номер телефона – «на всякий случай» – и повел Брайко в магазин, чтобы купить припасы в дорогу. Сухое печенье, вишневую газировку, копченый сыр и прочие кошачьи радости.

Выехали вечером. И Илларион, и Гвидон поспали после смены, встретились в кафетерии, развлекли Ёжи и Снежку рассказом об автомобиле, врезавшемся в Майское Дерево на площади рядом с мэрией.

– Лисица, пожилая, слегка подслеповатая. Выезжала с придомовой парковки, пересекала перекрытый участок дороги, увидела воздушный шар, который волокло ветром по асфальту, и приняла его за ребенка на велосипеде. Сначала резко вывернула руль вправо, а потом дала по газам вместо тормоза – перепутала педали. Майское Дерево собирают на том же железном основании, что и городскую елку, только вместо елок и можжевельника втыкают сухие ветки. Ветки подумали и упали на ларек шашлычника. Полыхнули ленты, рекламные баннеры, бумажные фонарики и флажки. Шум, вопли, паника. Возле площади дежурил пожарный расчет. Залили за пять минут, тут же повторно пролили, но успокоить взбудораженную общественность было уже невозможно. Теракт, гнев Ясменя-Громовержца, обрушившего кары на наши грешные головы…

– Отличное начало ярмарочного сезона, – хохотнул Гвидон. – Чувствую, лето будет веселым.

Они поехали прочь из города, догоняя закатное солнце. Трасса была почти пуста, пробка стояла на въезде, задержавшиеся дачники спешили вернуться в свои квартиры. Гвидон вел машину по хорошо продуманному маршруту – пару раз сворачивал на узкие дороги, сокращая путь к цели путешествием мимо дачных поселков и хуторов медведей-пещерников. Многие дома и ворота были украшены разноцветными флажками и лентами, на калитках висели связки баранок. Селяне и пасечники пытались определить, мирно ли настроен Громовержец. Если баранки просыхали под майским солнцем, их несли к ближайшей реке или ручью, переплетали вьюнками и ромашками из весеннего разнотравья и отправляли в путешествие, прощаясь с зимними бедами. А если грозовой дождь размачивал хлебное подношение, испорченную сушку закапывали на краях полей и огородов, веруя, что она притянет скудную летнюю влагу.

Незадолго до полуночи Гвидон припарковался возле круглосуточного буфета, велел Иллариону его запомнить: «Тут и кормят нормально, и кофе хороший. Удобное место для остановки. Хоть к нам ехать, хоть на море, хоть с моря».

Братислав, дремавший в ворохе одеял на заднем сиденье, проснулся и выбрался из машины, чтобы размять лапы. Получил ворох комплиментов от медвежьего семейства, поглощавшего поздний ужин, засмущался и спрятался обратно в логово.

К рассвету езда утомила. Они останавливались пару раз, чтобы отлить, сжевали пакет печенья, честно поделив на двоих, и выпили одну из бутылок газировки, обобрав Брайко. Илларион перестал задремывать, когда они миновали перевал. Солнце, встававшее у них за спиной, мягко коснулось горных вершин, нахлобучивая на ледники золотистые шапочки. От великолепия и простора захватило дух. Он посигналил, чтобы поделиться своими чувствами с Гвидоном, ответил на телефонный звонок, заверил, что все в порядке. Просто красиво. Совсем не так, как в Котенбургских горах.

– Виды тут изумительные, – согласился Гвидон. – Если Братислав захочет, покатаем их со Светланочкой в карете в Логаче. Туристическое развлечение, лошади идут медленно, чтобы можно было вволю горами полюбоваться. Светланочке нравится кататься, особенно с музыкой. Я думаю, Братиславу тоже понравится.

В Логаче Гвидон свернул к пекарне, поздоровался с хозяином, и, попивая кофе и дожидаясь, пока приготовят два пакета сухарей, подробно рассказал о падении Майского Дерева в Ключевых Водах.

– Нам еще долго ехать? – спросил Илларион, скормивший Брайко теплую