В пути

В связи с соглашением о «нейтралитете», принятым по предложению премьера Франции Блюма, свободный въезд в Испанию был запрещен. Жандармы западных буржуазных стран арестовывали всякого, заподозренного в том, что он направляется в Испанию, и высылали его обратно в страну, из которой он приехал.

Это усложняло отъезд.

Надо было обзавестись документами, с которыми смело можно было бы ездить за границей, соответствующей одеждой и всем необходимым. Надо было выяснить маршрут поездки. Все это заняло несколько дней.

Наконец, на пятый день, вечером наша группа, человек двенадцать выехала в Ленинград. Дальше мы должны были разбиться на еще более мелкие группки: по два-три человека. До Парижа я должен был ехать вместе с литовцем Казисом Прейкшасом.

Мы оба превратились в чехословацких учителей1, вздумавших путешествовать по Советскому Союзу и Скандинавии. Так нам нужно было доехать до Копенгагена. Там мы по определенному адресу и паролю должны были в какой-то табачной лавке связаться с датскими товарищами. Они должны были снабдить нас паспортами, по которым нельзя будет узнать, что мы когда-то были в Советском Союзе.

Побыв день в Ленинграде, мы 16 марта выехали в Финляндию. До Мальме (в Швеции) вместе с нами должен был ехать еще какой-то немецкий товарищ, по профессии садовник. Финские пограничники багаж наш не проверяли (у каждого из нас было только по небольшому чемодану, притом почти пустому). Видимо, они поверили, что мы в самом деле экскурсанты из Чехословакии.

В Хельсинки мы, пообедав на вокзале, отправились осматривать город. Нам нужно было еще кое-что приобрести, чтобы по содержанию наших чемоданов видно было, что мы чехословацкие туристы. В тот же день вечером мы отплыли на пароходике в Стокгольм. Утром мы уже были в Стокгольме. Довольные, что поезд в Мальме отходит только вечером, мы весь день бродили по шведской столице.

Вечером мы поездом отправились дальше. В наше купе вошел какой-то пожилой, очень словоохотливый швед и завел с нашим немецким товарищем беседу на немецком языке. Товарищ Прейкшас говорил только по-русски, а я понимал немного по-немецки. Притворившись спящим, я прислушивался к их беседе. Некоторое время разговор шел о садоводстве. Оказалось, что швед – бывший сельский учитель, теперь он пенсионер и очень интересуется садоводством. Часто упоминалось имя Мичурина. Но вдруг наш шведский спутник спросил:

– А эти двое ваши знакомые?

– Не знакомые, но мы вместе едем из Ленинграда. Они едут в Копенгаген. – И, не думая ничего плохого, товарищ наш добавил: – Они чешские учителя, ездили с экскурсией в Советский Союз, на обратном пути решили посмотреть скандинавские страны.

– Да что вы говорите? Чехи! – воскликнул швед. – Ведь я до войны целых пять лет прожил в Чехии. Должен сказать, что на свете нет более порядочных прилежных и гостеприимных людей, чем чехи. Я непременно с ними поговорю. Уже много лет не приходилось встречать чехов. Так он некоторое время не переставал хвалить чехов, говоря все громче и громче, надеясь, видимо, разбудить кого-нибудь из нас. Я, разумеется, был готов спать целых двадцать четыре часа в сутки подряд, но что делать, если проснется Казис, который на самом деле спал. Что делать, если этот болтливый швед тоже едет в Мальме и нам волей-неволей придется проснуться? Опасения мои оказались напрасными. Через несколько часов наш разговорчивый спутник вышел.

В Мальме мы приехали утром. Немецкий товарищ сошел. Поезд, шедший в Копенгаген, въехал на большой паром. Он переправил нас через Эресунский, или Зундский, пролив, ширина которого равна двадцати километрам. Через час с лишним мы были в Копенгагене.

Мы остановились в гостинице с кичливым названием «Кёниг Фридрих отель», привели себя после дороги немного в порядок и отправились отыскивать нужную нам табачную лавку. Мы сразу нашли ее, когда я, войдя в лавку, сказал пароль, продавец, маленький, щуплый брюнет средних лет, взглянул на меня, но на пароль не ответил. Мы ушли, думая, что «настоящий» продавец вышел. Когда мы через несколько часов явились снова, в лавке стоял тот же продавец и опять не ответил на пароль. Нам опять ничего другого не оставалось, как уйти.

Вечером мы решили, что завтра утром я зайду в табачную лавку один, а Казис останется на улице. Если там окажется ловушка, то попадусь хотя бы только я один.

На другое утро в табачной лавке стоял тот же продавец. Оказалось, что мне нужно было войти одному, но я позабыл об этой подробности. На завтра нам назначили свидание в каком-то ресторане. В этот день у нас была еще одна большая радость. Мы прочли в немецкой газете о блестящей победе республиканских войск под Гвадалахарой.

Утром мы получили от датских товарищей заграничные паспорта и сразу же отправились в кассу агентства воздушного сообщения, приобрели билеты, чтобы 23 марта в десять часов вылететь в Амстердам. Никому из нас еще никогда не приходилось летать, поэтому несколько обеспокоенные тем, как мы будем чувствовать себя в воздухе, мы не позавтракали. Однако полет нам понравился, мы чувствовали себя прекрасно и решили в Амстердаме приобрести билеты, чтобы и дальше следовать самолетом. В Амстердаме самолет стоял полчаса. Выйдя из него, мы должны были сдать наши паспорта для визирования. Уже через полтора часа мы будем в Париже. Мы осматривали амстердамский аэродром и радовались своему удачному путешествию.

Но вот – о, ужас! – надо идти получать паспорта, а я в волнении никак не могу вспомнить свою фамилию по новому паспорту. Это была какая-то трудно выговариваемая фамилия, я и теперь не помню ее.

Окончательно расстроенный, спрашиваю Казиса:

– Послушай, ты не помнишь, как меня зовут? Его тоже расстроило неожиданное затруднение, и он начал ругать меня.

– Мне больше думать не о чем, как о твоей фамилии! Достаточно, что я помню свою.

Тем временем у окошка начали выдавать пассажирам паспорта. До отлета оставалось неполных десять минут. Пассажиры, получившие свои паспорта, направились к самолету.

Вдруг меня осенила спасительная мысль, я говорю Казису:

– Хвалишься своей памятью, а топчешься на месте. Если помнишь, как тебя зовут, так иди и получай свой паспорт.

– А ты? – спрашивает он.

– Я возьму свой паспорт последним. Наверно, кроме меня никто своей фамилии не забудет.

Казис идет за своим паспортом, а я направляюсь в другой конец зала и наблюдаю. Когда все пассажиры уже получили свои паспорта, я подбегаю к окошку и торопливо, словно боясь опоздать, говорю:

– Pasaporte!

Но чиновник спрашивает, как меня зовут. Я прикидываюсь, что не понял вопроса, и нетерпеливо повторяю: – Pasaporte, pasaporte, – показывая пальцем