– Рад, что тебе все понравилось. Оливия, скажи: у тебя есть здесь родственники и знакомые?

Вопрос был для нее неожиданностью. Не таким она ожидала начало разговора. Поцелуи, жаркие объятия и все такое прочее. Неужели она ему не понравилась?

– Нет. Никого нет.

– Тогда какого черта ты сюда приехала?

– Я же говорила! Хочу нормально жить. По-человечески! Это разве непонятно?! – начала себя взвинчивать девушка, не понимая, к чему эти неуместные сейчас вопросы.

– Это мне понятно. Только как можно жить по-человечески, приехав нелегально в Америку? Без денег, без документов.

Судя по злости, вспыхнувшей в ее глазах, она хотела сказать что-то резкое, но передумала, какое-то время молчала, пытаясь найти ответ на мой вопрос. Наконец, ответила:

– Не могу прямо сейчас ответить на этот вопрос. Знаю только одно: у меня будет хорошая жизнь. Настоящая. Семья, дети, деньги, благополучие.

Ее голос, несмотря на мягкость и мелодичность, сейчас звучал жестко, при этом в нем чувствовалась уверенность девушки в себе и своих силах.

«С характером подруга. Что есть, то есть!»

– Надеюсь, что так и будет. Теперь расскажи мне, что говорили вам контрабандисты. Все, что можешь вспомнить.

– Матросы, что на яхте, много чего говорили и обещали…

– Нет, Оливия, не это мне нужно, – перебил я девушку. – Что ты можешь сказать про контрабандистов, которые вас встречали? Может, они называли какие-то имена или клички?

Девушка виновато улыбнулась и отрицательно покачала головой.

– Извини, но я тогда ничего не видела и не слышала, ожидая момента, чтобы прыгнуть в воду.

Какое-то время мы молчали, потом она, глядя на меня большими черно-бархатистыми глазами, тихо спросила:

– Ты мне поможешь?

Я усмехнулся:

– Сначала посмотрю на твое поведение.

В ответ она лукаво улыбнулась. Шедший до этого странный и непонятный разговор наконец вошел в привычное для нее русло.

В постели Оливия была живым огнем. Опаляя меня, она заставляла пылать меня огнем страсти. В ней было столько детской непосредственности, которая непонятным образом сочеталась с неподдельной страстью искушенной женщины, что я в какие-то моменты просто терял голову, становясь пятнадцатилетним подростком, впервые дорвавшимся до женского тела. Она с радостью брала у меня уроки любви, сразу же претворяя их в жизнь.

В номере было душно и жарко, несмотря на приоткрытое окно, и только душ спасал, смывая липкий пот с наших разгоряченных тел. Когда мы в очередной раз сидели, освеженные, на кровати, Оливия вдруг неожиданно встала, взяла простыню и в одну минуту соорудила себе из нее короткую юбку. После чего встав на середину комнаты, принялась танцевать, создавая для себя ритм мягкой и певучей песней на испанском языке. Импровизированная юбка, как я понял, была вызвана не порывом стеснительности, а нарядом для танца, который придавал ее стройной фигурке еще больше сексапильности. Пластичные движения ее молодого упругого тела завораживали меня. Каждое движение было полно изящества.

«Она, похоже, не врала. Умеет танцевать. Голос тоже есть».

Закончив танец под мои аплодисменты, она спросила:

– Тебе, правда, понравилось?

– Очень, девочка. Очень.

Она удовлетворенно кивнула головой и тут же без всякого перехода запела песню по-английски, в которой говорилось, что хорошие девочки отправляются на небеса, а плохие – куда захотят, при этом танцуя в ритме рок-н-ролла. Быстрый темп и раскованность движений просто заворожили меня, а когда от резких движений с ее бедер стала сползать простыня, внеся нотку эротики, я стал аплодировать девушке, уже откровенно восхищаясь как самой Оливией, так и ее мастерством.

Закончив танец, она, тяжело дыша, села на кровать. Ее обнаженная грудь бесстыдно уставилась на меня.

– Майкл, я тебе нравлюсь?

– Даже очень, девочка, но скажу сразу: за ручку по жизни тебя не поведу, а устроиться на первых порах помогу.

По ее лицу было видно, что не этого ответа она от меня ждала, но при этом приняла мои слова достойно.

– Мне и этих слов достаточно. Спасибо тебе, Майкл, – прижавшись, она потянулась ко мне губами. Мы оба устали, поэтому наше первое свидание закончилось этим поцелуем. Приведя себя в порядок и одевшись, я бросил взгляд на девушку, лежавшую на кровати.

– Я сейчас уйду, а ты оденешься, пойдешь и снимешь себе жилье на неделю. Почище и лучше, чем эта помойка. Вот, держи, – с этими словами я положил на стол пятьдесят долларов. – Потом вернешься сюда и оставишь для меня записку у портье. Все понятно?

– Да, мой маленький мужчина, – Оливия кивнула головой. Несмотря на горячую и вспыльчивую натуру, она привыкла к тому, что у мужчин постоянно какие-то дела. Это прекрасно вписывалось в ее понимание жизни: они должны делать деньги, чтобы содержать женщин. Ее маленький мужчина был тоже из их числа.

– Вот и хорошо, – подвел я итог.

– Перед тем как ты уйдешь, ты должен поцеловать меня крепко-крепко, чтобы показать, как ты любишь свою маленькую Оливию, – при этом она встала с кровати, игриво и многообещающе улыбнулась, после чего сделала шаг ко мне.

Выходя из отеля, я был доволен, как кот, досыта наевшийся сметаны, но при этом от меня не укрылся брошенный на меня недовольный взгляд портье, снова сидевшего на своем месте. Нетрудно было понять, откуда в нем эта неприязнь ко мне. Он завидовал малолетнему щенку, у которого есть симпатичная подружка и деньги, а у него, прожившего большую часть своей жизни, нет ни того, ни другого. Как сейчас, так и в будущем. Проходя мимо, я кивнул ему головой и улыбнулся, при этом с удовольствием отметив, как невзрачного мужичка прямо перекосило от моей напускной вежливости.

«По-моему, оба эти придурка друг друга стоят», – подумал я, сравнив его с ненормальным старичком, его сменщиком.

Выйдя на улицу, поймал такси. Добравшись до редакции, я спросил у дежурного журналиста о Шпице.

– Парень, если у тебя есть стоящая новость, то можешь рассказать ее мне, – сразу ошарашил меня своим заявлением журналист.

– Нет, мне нужен Шпиц. Это личное.

– Личное? – дежурный посмотрел на часы. – Знаешь что, парень, попробуй заглянуть в бар «Пьяная лошадь». У него там бармен в приятелях ходит. Когда наш еврей не бегает по делам редакции, то обычно сидит там. Может, тебе повезет.

Оказалось, что этот бар находится недалеко, в половине квартала от редакции. Войдя, быстро огляделся. Внутри было довольно просторно, в помещении господствовала барная стойка с медными поручнями на фасаде, за которой стоял худой бармен с мелкими, невыразительными чертами лица. За его спиной стояли полки с разнокалиберными бутылками. Стандартный набор удобств и развлечений: телефон, висящий на стене, музыкальный автомат и висящая на стене мишень для игры в дартс, утыканная стрелками. Единственным отличием от обычного бара были три десятка самых разных подков, прибитых к стенам и стойке. Сам бармен вместо того чтобы протирать очередной бокал, о чем-то тихо говорил с посетителем, сидевшим напротив него, на стуле. Кроме этого клиента, за столиками сидело еще полдюжины человек, пивших пиво или виски. На меня посмотрели с любопытством: что нужно незнакомому пареньку в баре? Оценив народ, сидящий за столиками, как безобидный, я подошел к стойке, затем сел на табурет.