– Значит, поехали? – обрадовался художник.

– Поехали, – вздохнул Наполеонов, – чего же теперь тянуть.

Они сели в автомобиль следователя и быстро домчались до Пешеходной улицы.

Дорин под любопытными и одобрительными взглядами других художников гордо провёл следователя к полотну с изображением фонтана. И когда тот обшарил все свои карманы и выгреб оттуда все имеющиеся деньги до копеечки, отдав их художнику, торжественно вручил картину Наполеонову. И тот, начисто позабыв о сетованиях великого Сократа, точно так же, как вчера Надежда Гусенкова, не попрощавшись, побрёл прочь.

Когда он с картиной явился в управление, Элла удивлённо ахнула:

– Что это у вас, Александр Романович?

– Живопи́сь! – буркнул следователь и скрылся в кабинете.

– Надо же, – проговорила секретарь задумчиво, – как это их всех зацепило.

Примерно с полчаса из кабинета не доносилось ни звука. Потом послышались быстрые шаги по кабинету – туда-сюда, туда-сюда.

– Бедненький, – пожалела следователя Элла, – опять забегал по кабинету, как ёжик у бабушки в деревне.

Ещё через полчаса дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился Наполеонов с нераспакованной картиной.

– Элла! – позвал он голосом, которым обычно говорили великие драматические актёры прошлых столетий.

– Да, Александр Романович?

– Возьми вот это! – он протянул ей свёрток.

– Что это?

– Картина!

– А…

– И отнеси!

– Куда?

– В кабинет Фёдора Поликарповича!

– А! – воскликнула девушка и тотчас прикрыла рот ладонью.

– Ну! – Наполеонов настойчиво протягивал ей картину.

– Хорошо, – согласилась она и взяла ее.

– Но так, чтобы он ничего не заметил! – прошептал ей Наполеонов вслед громким шёпотом.

– Я очень постараюсь, – донеслось в ответ уже из коридора.

Так у Фёдора Поликарповича появилась ещё одна картина для украшения интерьера дачного дома.

Вернувшийся в свой кабинет начальник долго рассматривал фонтан и, покачав головой, наконец произнёс вслух:

– Если они примутся таскать мне картины каждую неделю, то недалёк тот день, когда мне придётся открыть собственную картинную галерею.

Но плохо это или хорошо, картина с фонтаном кисти Владимира Дорина была последней картиной, подаренной начальнику подчинёнными. Зато этот подарок сыграл значительную роль в судьбе самого художника.

Однажды коллега из Франции, приехавший погостить к Фёдору Поликарповичу, обратил внимание именно на эту картину.

Он спросил у хозяина, что это за художник, а тот только плечами развёл, мол, понятия не имею.

– Жаль, жаль, – пробормотал коллега.

И, чтобы угодить дорогому гостю, Фёдор Поликарпович велел отыскать автора картины. Искали его недолго, а найдя, сразу пригласили в управление.

– Опять? – заорал разъярённый Дорин и даже затопал ногами.

– Ишь, как его разбирает, – удивлённо проговорил один из молоденьких полицейских, посланных разыскивать Дорина.

– Чего ты хочешь, – ответил второй, – художник – тонкая натура! Его бы в нашу служивую шкуру.

Наконец полицейским удалось убедить художника, что его приглашают в управление с самыми хорошими намерениями. Как им известно, начальник хочет поговорить с ним о живописи.

– Прикалываетесь?

– Да нисколечко!

– А назад я пёхом попрусь?

– Нет, доставим со всеми удобствами.

– Ладно, – решился Дорин, – поехали, черти!

«Черти», обрадованные тем, что художник перестал упираться, примчали его и передали с рук на руки дежурному, а тот позвонил Элле и попросил её проводить молодого человека в кабинет начальника, что она и сделала.

А в кабинете ничего не понимающий Дорин увидел двух седовласых мужчин.

Оба они радостно закивали и даже приподнялись ему навстречу. Больше всего Дорина потрясло то, что в кабинете был накрыт стол и на нём присутствовали даже бутерброды с красной икрой.

– Чего вам надо-то от меня? – проговорил он удивлённо.

– Вот господин Анри Дюбуа интересуется вашими картинами.

Анри стал что-то быстро говорить по-французски, но, увидев недоумение, разлившееся на лице художника, махнул рукой и перешёл на английский.

Дорин кое-что начал понимать. Оказывается, Анри увидел его картину.

– Так вам Наполеонов, наверное, показал? – спросил художник.

«Так вот кому я обязан художественными дарами», – смекнул начальник.

Потом Дорину разъяснили, что его картина находится у хозяина кабинета.

«Значит, Наполеонов передарил мой шедевр», – с улыбкой подумал Дорин.

Гостя из Франции очень интересовало, много ли картин написал художник.

– Порядочно, – ответил Дорин.

– Могу ли я на них взглянуть? – поинтересовался господин Анри Дюбуа.

– Конечно.

– Когда?

– В любое удобное для вас время, – продолжая удивляться, сказал художник.

– Тогда поедемте сейчас! – загорелся француз.

Фёдор Поликарпович набрал номер телефона Наполеонова, а когда тот отозвался, спросил:

– Ты очень занят, Александр Романович?

– В смысле?

– Неотложной работы, спрашиваю, у тебя много?

– Да есть, – настала очередь удивляться Наполеонову.

– Но часа полтора ты можешь выкроить?

– Если надо – могу.

– Очень надо, – подтвердил начальник, – зайди ко мне в кабинет.

Зашедший Наполеонов подумал, что с ним случилось одно из двух – либо он попал на пир Лукума, либо его треснули битой по голове. Второе показалось ему более вероятным.

От дум его отвлёк голос начальника:

– Саша, ты ведь хорошо говоришь по-английски?

Наполеонов кивнул.

– Прекрасно! – обрадовался Фёдор Поликарпович, – понимаешь, у нас тут гость из Франции…

– Я и по-французски говорю, – сорвалось с языка Наполеонова.

– Я и не знал, что ты у нас такой ценный кадр! – всплеснул руками начальник и продолжил: – Наш гость из Франции Анри Дюбуа интересуется живописью вот этого художника, – он приветливо кивнул в сторону Дорина. – И я попрошу тебя сопроводить господина Анри в его мастерскую.

– А почему я? – вырвалось у Наполеонова.

– Потому, что ты говоришь по-английски, по-французски и являешься большим ценителем живописи, – начальник бросил на Наполеонова лукавый взгляд.