Согласно Вивесу, ораторское искусство появилось не сразу: он не согласен с Цицероном, Алкуином и Данте, что оно сопровождало цивилизацию с первых ее шагов. Напротив, люди в первобытном состоянии просто накапливали опыт, они многое объясняли друг другу жестами, и искусство состояло из приемов, которые нетрудно запомнить. Как бы не умы наши, но руки запоминают, как разжигать огонь или строить крышу над головой.

Ораторское искусство требуется там, где наблюдений становится больше, где философия открывает более сложное искусство мира, и ораторское искусство требуется для того, чтобы запоминать большое число разнородных вещей. В отличие от поэзии, которая всегда делится на жанры, так что гимн богам резко отличается от обличительной сатиры, риторика универсальна, и она связывает прошлое, настоящее и будущее. Поэзия радует тело благодаря ритму, почти танцу, а ораторское искусство – душу, позволяя вспоминать о лучшем, что было в прошлом, и допускать меньше ошибок в будущем:

Как бывает в жизни, когда люди, исполнив необходимые хозяйственные дела, задумываются о чем-то более высоком и менее привязанном к насущным нуждам, так после изобретения и должного упорядочения искусств, призванных удовлетворять настоятельную и острую необходимость, в человеческом уме зародилось желание понемногу подниматься ко все более прекрасным вещам: сила нашего духа не может успокоиться, и, как говорит поэт, пищей ей служит труд. Таким путем была изобретена математика и философия природы, образованы государства и написаны законы, которые, тоже очень облегчая жизнь, вызваны все же не такой острой необходимостью, какая заставляет людей рыть, пахать, перекапывать землю и совершать другие земледельческие работы, или стричь, прясть, ткать шерсть, или строить дома – все то, без чего нельзя и дня прожить. Чем больше искусства занимались высокими предметами, чем меньше – повседневными телесными нуждами, тем они считались почетнее, а их наставники – тем достойнее звания мудрецов, ибо согласное мнение всех людей постановило, что относящееся к душе прекраснее, чем служащее телу, и эта оценка как бы встроена в человеческую душу и запечатлена в ней наподобие некоего врожденного знания. Тело, на манер животных, занято только настоящим, забывает о прошлом, не заботится о будущем; наоборот, душа при своей близости к Богу помнит о прошедшем и возвращается к нему для успеха в будущем, откуда старая поговорка, что предусмотрительность – дочь памяти и опыта[43].

У Вивеса впервые появляется идея заказчика и исполнителя искусства, в том числе ораторского: не свыше, по небесной заботе о человечестве, возникает искусство, но благодаря социальному заказу. Толпа не способна к красноречию, но она понимает, что она не выживет без экспертов. Поэтому она готова платить немалые деньги тем, кто научит различным искусствам, чтобы понять и замысел Творца, и свое место в мире и тем самым сделать цивилизацию осмысленной.

Для Вивеса нет стены между математически-инженерным и словесным искусством. Ведь и то и другое создает инфраструктуру управления: математики рассчитывают, чтобы механизмы правильно работали, а ораторы улучшают нашу речь, делают ее выразительной и чистой, так что строителями и инженерами становится легче управлять. И те, и другие пользуются письменностью: инженеры – чтобы их искусство было зафиксировано в правильных формулах, к которым можно всякий раз обратиться для починки механизмов, ораторы – чтобы как можно большее число людей научилось ремеслу словесного управления исполнителями. Не все могут учиться очно, некоторым надо учиться по книгам. Так повелось со времен древнейших цивилизаций, у которых существовала своя письменность:

Материя, орудия, применение всех этих искусств даны и установлены через природу Богом, высшим творцом. Но бедный силами и светом человеческий разум с трудом вникает в них, и если бы его не гнала острая нужда, человек был бы самым жалким и безобразным созданием в мире. Жизненные потребности с самого начала вонзили в него свои шпоры, а лучше сказать, свой кинжал, заставив его бодрствовать; в самом деле, если в нужный час человек задремлет, он рискует уже никогда не проснуться. При этом каждый не только трудился, погоняемый нуждой, над тем, в чем ощущал прямую потребность, но и просил помощи у людей, от которых мог ожидать какого-то содействия; многих, кого толпа считала умнейшими, приглашали и привлекали огромными наградами, лишь бы они потрудились над искусствами, служащими общему благу, а платой за труд были и деньги, и слава, и почести, и благодарность отдельных людей и всего общества. Недаром египетские жрецы много занимались математикой: весь Египет крайне нуждался в геометрии из-за разливов Нила, каждый год смывавшего границы полей[44].

Главная задача оратора, согласно Вивесу, – манить ум обещанием наслаждения. Ум человека от природы изобретателен, человек может создавать множество новых механизмов и прочих облегчающих жизнь вещей. Но обычно мы изобретаем мало, потому что жизнь кажется нам скучной, однообразной, приводящей в уныние. Риторика остроумием фраз и суждений показывает, что жизнь может и должна стать веселой, необычной, ловкой. Что изобретать – это не какое-то исключительное непонятное занятие, а просто единственная разумная самореализация нашего ума.

Изобретать наяву, в нашей дневной жизни, так же естественно, как видеть сладостные сновидения. Всегда нас услаждает что-то неожиданное, неожиданный поворот дел, прикосновение счастье, возбуждение от необычного решения – и изобретательство как жизнь ума дарит нам не случайное, а устойчивое наслаждение. А оратор обосновывает в речи на любую тему, что этого наслаждения не могло не быть. Оратор ставит печать законности на это наслаждение, когда рассуждает о том, что речь и социальная жизнь имеют устойчивые законы и эти законы приятны, а не просто полезны:

Выдающиеся таланты в возвышенном и благородном душевном движении решили, что если они видят яркий свет в своем сердце и наделены проницательной силой ума, то им не присягало растрачивать столь великое благо на какую бы то ни было другую деятельность, кроме исследования и постижения прекраснейших предметов, способных служить наибольшему числу людей. Итак, все с чудесным рвением устремились к одной цели, ободряемые неким светом, как бы водителем в пути, по которому каждый шел в своих поисках, полагаясь сначала на смекалку и предприимчивость, потом на старанье и ученье, помогавшее развернуть все способности души и разума.

Этим светом служила мощь и проницательность ума, помогавшая угадать направление движения; смекалка была родом науки о том, как выходить из теснящих обстоятельств и затруднений, когда надо, опираясь на достигнутое в простом, разобраться в сложном предмете; старанье помогало продвигаться вперед и ближе подступать к намеченной цели. Это можно наглядно представить в таком образе: старанье есть душевная напряженность,