Взять и позвонить себе самому. Вы так делали? Неизменно гудки «занято» — с кем он, ляд побери, треплет? А если ответит? Хорошо-с, поглазеем еще, как ты возрождаешься в пене океанической. Но у Кудрявцева своеобразный юмор (показывать всем, например, почти голую жену), и с годами он прогрессирует. Перед началом «киносеанса» (его слова!) «бескомпромиссно требует» (его слова!) выключить «средства связи» (его слова!) — «порочащей связи» — добавляет Раппопортиха и подчиняется последней, спрашивая (не надоест?), а если позвонит… следует фамилия, поставившая на уши полмира — все ржут; если среди нас Шницель, который вообще-то видится с Поставившим на уши чаще, чем с мамой, то громче всех Шницель, — а маму он чтит, потому что благодаря ей «стал вот таким, каким получился, прошу хоть не любить но не обжаловать» — тоже мастак шутить. Пусть хоть гикнется электричество. Было разок. Мы смотрели пляски натренированных женских мяс в Рио — паф! — мяса исчезли. Шницель (родство душ) неистовствовал, зато Кудрявцев выволок канделябры. Устный рассказ, понятно, бледней, чем киноповествование. К тому же Кудрявцев (патологическая тяга) топтался на подробностях перелета. Сколько еще налетать часов, чтобы отстал с пыткой «турбулентностью», «типажами стюардесс в зависимости от авиакомпании», «экстра классом»? Редкий ценитель десятитысячекилометровых дистанций — я, например, опасаюсь (генетическая память отца, чуть не сверзнувшегося в джунгли Анголы? генетические следы алкоголя? не буду пускаться в генеалогию). Не знаю, почему этот фильм меня феерически раздражал — там ты в кадре на полминуты — заливаешься, веселая дурочка, — а далее снова парад потливости и тум-балалайки. Просто я тогда валялся в Москве с гнилой, нет, гнойной ангиной (от пенициллиновых эликсиров у меня, как тебе известно, отек Квинке) и думал: вот, подохну, на какой день ты успеешь (у вас же всегда «открытая дата») — на девятый, на сороковой? Мне добыли лекарство, меня починили. Врачиха (создание толстокоже-надежное) говорила: дело заурядное — спутанность, многоуважаемый пациент, сознания, оттого в башочку (именно так) лезет муть. «Главное, — помню медицинскую улыбку, — не поддаваться!»

Когда вы вернулись, я не звонил, я не брал трубку. Месяц я продержался? Почти. Ты была удивлена. Ты подсылала агентов. Какую-то аспирантку (где выкопала чудо?), которая, попав ко мне в Староконюшенный, сразу поняла: цель — остаться. «Французская бронза?! Наполеон Третий?!» — «Левитан?! Подлинник?! Вы (глаза семафорами — она училась перед зеркалом, уверен) врете!» — «А почему вы обитаете один? Как-то ненормально» — все же она припомнила поручение — «Елена Михайловна…» Из-за той хвори я не смог открыть выставку Камиля Коро (час славы для моего дублера — Димы Наседкина — мальчика с прерывистыми мыслями, но соблазнительным силуэтом), а ты ведь знаешь, что Коро для меня. Помню, ты забежала в Староконюшенный (вместе с майским ливнем — «Вот, вся морда мокрая!») с сумкой лекарств (страсть к фармакопее — неизбежное следствие материнства), как будто не могу сам доползти до аптеки — ну, конечно, ты оглядела затворника (взгляд провизорский): «Для больного ты подозрительно бодр». Деловито раскладывала коробки — кажется, была почти сердита, что ухлопала время на симулянта — «Пока другие (следует список сомнительных достижений “других”), кто-то обижен на весь мир (причем тут “весь мир”, ко “всему миру” без претензий). Васек (не водитель — золото) весь день колготится с детьми (список кружков, олимпиад, репетиторов, педагогических методик, бассейн с морской водой, морской волной, есть даже альпинизм для начинающих — лазают по искусственной скале — не пора ли бедным детям сбежать на дачку? — разумеется, я не демонстрировал непрошенную заботу холостого змия), а как тебе шефство над пандой? (слово “панденыши” ты мне простила, но посмотрела строго) — можно подумать, сам не трясся над бабочками — где, кстати, они? У Длинноносого? — с немытой головой? — лучше бы моим отдал, но тебя просить — с самоучителем японским продинамил, ну и славно, вот Феденька (это предпоследний, с неизменно голым пузом, а общий ряд такой: Миша, Оля, Феденька и Дарья, будущая командир над братьями, как пророчит Танька-мышь) щелкает японский без тебя — японский перспективен — скоро обскачет, трепещи! — помнишь, Феденька в шахматы тебя уделал — не сочиняй, без форы — а, помнишь, ты и меня хотел учить, плел про чатурангу, задачку для раджи о зернышках — я Слуху пересказывала, он обалдел — разве не ясно, я — способная (сентенцию, что шахматы и женщины — вещи несовмест­ные, пропустим), такси бросила на бульваре, думала, спрячут арбатские подворотни, но вот, вся морда (у тебя есть женская расческа? разумеется, у меня нет женской расчески) мокрая».

Смотрели французский альбом 1911 года с репродукциями Коро — лучший, лучший — я замотал тебя в турецкую шаль («Какую старушку-процентщицу укокошил?») — и ты сказала, пока ливень ломился в окно, как подросток впервые к женщине, — «Я… прости (капли с челки на александрийскую бумагу)… я люблю Коро так же сильно, как ты. Не веришь?» Почему-то не мог кивнуть, что, да, верю, да. Ливни в мае быстро проходят, но тот мне подыгрывал — «хляби хлюпают» (горда, если игрословие тебе удается), а еще окна затянуло фиолетовой бумагой неба — «маниакальный дождина» — но в голосе не было сожаления. Ты согрелась, ты много успела порассказать (когда мы вдвоем, говоришь, говоришь; молчаливость — исключительно для больших компаний): что Дима Наседкин бяка, только не надо подробностей! (и не собирался), что аспирантка (делаешь паузу — ну, конечно, женщины убеждены, что могут по интонации мужчины о такой-то всё понять — ты не лишена подобной иллюзии) тоже бяка, но бяка в другом смысле, а ее увлеченность — нечастое качество среди молодых людей нынешней генерации (о да) — тебе может приглянуться (если это юмор, то юмор — не сильная твоя сторона), что Коро даже в таком альбоме — я не обижусь? — профанация (согласен), и что я жуткий, жуткий типус, потому что Кудрявцев (вспоминаешь его, чтобы не забыть, что он существует?) давно бы пробил потолок — у тебя же последний этаж? (бесхитростно демонстрируешь, будто не осведомлена в подробностях моего ландшафта) — и вывел каминную трубу через крышу — представь, как это — сидеть, слушая ливень!.. кофей мог бы сварить на огне… Хочешь, мы уладим с разрешительной документацией? Или предпочитаю нелегально? В обход законодательства? Кстати, не обидно, что твой рояль всегда молчит? Домашние концерты… Боря Свиньин без ума от твоих книг (но я не уверена, что он читает