(«Не сочиняй, что забыл кошелек, — Лена меня изучила и — Муриной: — Аня, заштабелируйте этого типуса в такси»), Пейцвер (спасибо, брат) пустил нас вперед (сам-третей было бы слишком), Мурина, пока спускались, помалкивала (женский жанр, древний навык выжидания, у куропаток аналогично), я же (нет, чтобы дремать, вслушиваясь во внутреннюю работу ацетальдегиддегидрогеназа — Пташинский в своем фильме «В объятиях градуса» произносит ацетальдегиддегидрогеназу без телесуфлера) трепал не развязно, но, само собой, не вполне связно (обоняние растревожено женщиной — лифтовые кабины следует создать разнополые), улица, чуть жалит дождь (ассистент ацетальдегиддегидрогеназа), она говорит, что ноябрь невыносим, а также декабрь, январь, февраль, а март — ни рыба, ни антрекот — «Кыхы» — моя встречная реплика, ведь я-то, напротив, люблю, да я все люблю — впрочем, ее черная челочка предотвращает размолвку в мировоззрениях — «Он всегда был немного не здесь. (Уже в такси, не сразу дошло, что о Вернье). Понимаете? (Печальный кивок, но я, похоже, в недоумении — Вернье купался в девушках, как примадонна — в цветах). Да, любил женщин. (Вот ведь вглядчивая ведьмочка). А вы — не любите? (Кыхы — вслух. Следовало засесть рядом с водилой — мысленно). Но только люди с котлетным мозгом (Неплохо) могут считать, что его внешняя жизнь — это он. Разве вы не согласны? (С чем? чувствую ее пальцы — «Холодно?» — да, я спросил). Он говорил, что вы настоящий (Постно склоняюсь, но скоромно вижу скольжение смуглой шеи). Быть со всеми — но не со всеми. Почему вы не сказали? (Я дышу на ее пальцы, улыбается, не дрогнув моралью, а если — интересно, она что-нибудь приметила в моих полуотсутствующих глазах? — если пальцы куснуть?). Нравилось, когда он молчал (После?.. вероятно, теперь у меня на лбу бегущая строка цитаты из Фрейда). Просто молчать вместе. С немногими так. Ведь всё, что вокруг (детски показала в небеса, то есть в потолочную обивку) молчаливо. Человеческое молч… (“ой!” — скакнули у Пампушкина — “простите” — боднулась плечом, — тут мне пришла нетривиальная мысль, разумеется, оставил при себе: каждый, кто возмущен дурным состоянием отечественных дорог, с большой вероятностью — жертва импотенции, ведь что такое рытвины или рытвинки, как не шанс на плечо или, там, бедро, а если говорит полуобернувшись, то губы, даже губы в губы, зависит от траектории) …лчание — не тоже, что тишина. Молчание — форма ответа. Почти приехали — Чистые пруды (Ночь, фонари, дистрофический дождичек, будда-шофер, я, она, черная челка, а желтый шарф сбился — крестик? да, крестик — это всегда меня, скажем так, радует). Будете кофе? (Бу — не бу — а мама, значит, простужена — ага, порядочный господин платонически поблагодарит — еще и бабушка?! уф, бабушка не с ними, у сестры, бабушке девяносто два — гуляет самостоятельно! — и у нее, представьте, имеется кавалер, отставной физик-ядерщик, девяносто шесть, вдовец — Annette смеется, и если когда-нибудь распатронивали калейдоскоп, высыпая всецветную пыльцу, увидите, как Annette смеется). Кофе должен быть жирный, а не хурда-бурда. Водитель подождет (стучит его по плечу — в ответ вежливое бурчание, умноженное на фатализм и финансы). Так кофе? (Машина бухтит у бордюра). Я все забывала сказать — у вас потрясающий, — не верите? — потрясающий английский — мягкий и, простите за пошлость, оксфордский. Учили в Москве? Японский язык тоже в Москве?» Начинаю плести. Глупо — то же самое теплее на кухоньке — «кухонька на одного, вместе с мамой — аншлаг» — Вот, допустим, существительное… допустим… (а что бы вы подобрали, глядя в глаза? почти проснувшейся ночи? в ключицы возможно, например, налить игристое — кто-нибудь так способен в примитивные дни?). Меж тем, она выжидает, тут обычно прибавка «как школьница», но в данных обстоятельствах это приобрело бы процессуальный смысл, но что в данных обстоятельствах не приобрело бы процессуальный смысл? «фонарь», например? «любите ночь»? само слово «язык», если, к примеру, ее язык знакомится с моим языком, но я не Вернье, я не скор на такой язык. Или (согласен, переход резкий, но напрашивающийся во время таких знакомств) сосок? Не помню, чтобы у мэтров словесности был запечатлен образ женского соска. Тут требуется «the painter’s hand of wonder» («чудотворная рука художника», как напевал Уильям Моррис). Цветы шиповника — вот что я предложил бы мэтрам. У нее, вероятно, кофейные (закон пигментации, а не чары кофейных глаз). У евреек — кофейные (слабо-кофейные, не американо, по крайней мере, в наших широтах). У итальянок (данные по Вернье) аналогично, но в Пьемонте пробелены сливками (подножие Альп? германское семя?) Мэтры так торопились, что частенько приступали к делу, то есть телу, в верхней одежде, да-да. В верхней, я сказал, а не в нижней. Annette слышала о моей лекции «Эротический век (французская гравюра восемнадцатого столетия)»? (Волхонка, декабрь 1993-го). Ее возраст атрибутировать затруднительно. Может, в 1993-м еще кружилась на шведках по ледяной тарелке пруда под присмотром бабушки? Спросить, помнит ли лекцию бабушка. Все ж таки новые веянья. Ясно, Вернье у Annette не дебют. Какой-нибудь перепуганный мальчик? Датый студент? Друг семьи? Дядюшка в неопасном кисельном родстве? Прыткий профессор? (Вроде того языковеда — опять языки! — который гонялся за аспиранткой, двоюродной, к слову, сестрой Машки Раппопорт, до Австралии, куда та сбежала под предлогом изучения туземных наречий, настиг почему-то в Питере, и когда аспиранточка подняла руки вверх — или все ж таки ноги? — улепетнул, одарив на память двойней с черепаховыми глазами — вроде авторской подписи, черепаховыми, как у него).

Давно примечал (Annette не услышит), что если… как Лена… то оператор мысленных кинолент не покажет смелых ракурсов (целомудрие своего рода). Только вопрос по допущенному самоцензурой сценарию (не сбейтесь, вопрос также мысленный): бывает у тебя, скажем, видение, когда голосит окружающая действительность, премьера, парад, круиз, Валерий Авессаломович целует ручку, завтрак с меценатами, ужин с полудурками, к ней как-то Вяземский подсел (полудурки спрашивают: какой? — повторяешь: Вяземский), все подгогатывали — Кудрявцев вступил в гольф-клуб (Пейцвер веровал, что твой муж — не жадный блатмейстер, и проштампует Пейцверу вход, вроде средства от жировых складок, готов принять титул газонокосильщика), после Кудрявцев пустил слезу сентиментализма — в годы давние мог стать умельцем фотографии, сам Гиппенрейтер путевку в жизнь: «Пейзажные — да!» (впрочем, не мифология ли Кудрявцевой-старшей?), вот почему имя Кудрявцева в первой пятнашке благовливателей в хайтекнутую домовину для выставок фотоискусства (помню, вместе ехали по Остоженке, Кудрявцев, показывая на очередь филомультимедиатов, схохмил: «Ольга Львовна тает при мне. Кстати,