– Я и терпи. Вылазь давай, – рыкнул раздраженно на Дему. – Тоже мне друг, никакой от тебя помощи.

А то я и так уже не как терпила конченый. С юных детдомовских лет я только одно терпеть был готов – пока боль пройдет после очередной драки и заживёт, что сломано. Чтобы быть готовым опять доказать всем вокруг, что чморить ни себя, ни тех, кого своими считаю не позволю. А пытались поначалу многие. Старшаки десятки раз так метелили, что хер знает, как и выжил. Потому что надеялись сломать-таки, а задней у меня нет от природы. Вот потом и смирились, поняв, что трогать меня бешеного и всю нашу компашку – себе дороже. Может, разок толпой и замесят, но и мы же потом по одному отловим и в землю втопчем. Ничего не спустим на тормозах.

А вот сейчас гляди какое гадское чудо – я, и правда, терплю.

Стерпел, когда Настька меня убедила Софию обратно отвезти в тот первый день. А ведь реально хотел ее сразу не то что в подвале запереть вместе с собой, а вообще сразу к себе в комнату отвести. Типа заходи, раздевайся и в постель. Ты теперь тут живёшь и, походу, первое время как раз именно в койке. Обещаю ещё в санузел провожать под конвоем, а еду сам стану таскать и с рук кормить. Главное, мозгами же четко понимал: дебилизм полный, так нельзя ни в коем разе, да и разве до этого сейчас, когда ещё и Химика похоронить не успели и надо выяснять откуда беда на нас свалилась, а не по стояку направление выбирать. А скотине зверской внутри похер на все, она цель увидела, а препятствия – нет.

А как терпеть пришлось, когда учуял запах возбуждения моей докторши, да ещё в присутствии бывшего ее оленя благородного. Да таких высот терпения я сроду от себя не добивался. Даже хватило мозгов осознать, что, видать, просто давно у Софии не было никого, а на бывшего чисто физиология сработала, типа рефлекс. Займусь я этими, сука, рефлексами, как дорвусь.

Но окончательно мазохистским чмом я себя ощутил, наблюдая как мило трещит моя докторша за ужином в ресторане с невесть откуда взявшимся белобрысым смазливым одороблом. Я к ней только подкатил, продолжить и углубить наше общение намереваясь, раз не чужие мы уже люди, а они как раз в тачку его садятся. София принарядилась, губы подвела. Зараза! И так-то меня к тому времени прижимало. Взгляд задержишь на ней, чуть ближе подступаешь, вдохнешь – в глазах темнеет, похоть за глотку берет, в брюхе красные угли, ширинку рвет, в груди такое что-то необъятное, больно-сладко-остро-мягкое, хоть криком ори, а тут это…

Они под ручку шли обратно по улице и знать не знали, что я тенями позади крадусь. Перед глазами все в багровых сумерках, кости все вибрируют, мышцы натянулись. Реально отпустил бы себя чуть и прямо в прыжке бы перекинулся, приземлившись уже на спину соперника, сжимая в челюстях его загривок, чтобы сломать ему шею одним укусом. И наверное, все же не выдержал бы, если бы они хоть на крыльцо вместе поднялись, и смертник этот попробовал… да хоть что! Но от Софии желанием не пахло, когда они шли, это и тормозило, да успокаивал себя тем, что на днище тачки этого хрена в пальто я жучок прицепил. Так что, найду и разберусь с ним попозже, без впечатлительных свидетелей. Но потом суета какая-то непонятная случилась, мусора подвалили, олень благородный вынырнул из тумана, хрен в пальто резко свалил, а София и вовсе домой одна ушла, забив на скулившего какое-то время под дверями бывшего, что не могло не радовать.

И сегодня стерпеть и уйти пришлось. Ишь ты, подумать ей надо, а Настька подпевает! Одна мне – ведешь себя импульсивно и незрело, второй – терпи. Вы мне друзья или как?

– Ах ты сученыш! – прошипел, увидев, как мне навстречу из проулка с клиникой выруливает тачка давешнего хлыща в пальто. – Я думал, ты потерялся уже, но, выходит, надо принудительно терять.

Успел заметить только, что в машине он был один, рядом никого, так что поехал дальше, а не за ним. Сначала заберу мою докторшу, а потом буду с ним разбираться. Ишь ты, таскается он к чужой бабе.

Острый запах свежей крови и самой Софии я поймал только дверь в машине открыл, и меня из салона как катапультой вышвырнуло. Влетел в клинику и чуть не вляпался сходу в расползшуюся по полу огромную лужу крови, что окружала ореолом лежащего ничком человека. Олень благородный, признал я мертвеца даже по затылку. Допросился, вот только вопрос от кого? Его гандон в пальто так и сбежал или…

Если второе, то надо срочно концы в воду прятать.

– София! – позвал я и побежал заглядывать во все двери. – Эй, детка, ты где? Нам тут, походу, прибраться по-быстрому надо.

Может, она где-то в истерике от содеянного забилась и сидит? А если хрен тот и ее…

Заметался по обоим этажам, как одержимый. Но нет, нигде я ни ее саму не нашел, ни следов крови или борьбы. Однако, внутри все так расшатало, что перед зенками темнеть стало, и с каждой минутой все мощнее. Какая-то дикая тревога, будто я куда-то катастрофически опаздываю.

Свет в клинике вырубил, дверь запер, чтобы не впёрся никто, с трупом позже разберусь. Полез в телефон, включил отслеживание жучка на тачке хлыща. Либо Софию все же увез он, либо он знает, куда она подевалась. Вот и поспрашиваю.

Жучок привел к коттеджу на престижной окраине, где вокруг каждого домишки заборы каменные и не ниже трёх метров, а то перед соседями неудобно, нищебродом сочтут. Для начала мимо проехал, машину за углом бросил, приглядев слепую зону камеры местного круглосуточного маркета. Сразу запрыгнул на ближайший забор, мало чем отличавшийся от крепостной стены и пошел быстренько до места прямо по верхам. Удобно, камеры все вниз на улицу или во дворы смотрят, а даже если и есть у кого сигналки поверху заборов от проникновения, то пока кто-то среагирует – меня уже и след простыл.

Только дошел до места, разглядев во дворе авто хлыща, так к его воротам какой-то микроавтобус подкатил, вылезли трое и к домофону рожи сунули. Один с блестящим чемоданом сразу в дом потопал, на пороге его хрен уже без пальто, но в костюме встретил. Второй до середины двора дотопал, видно что-то